Закон­чив обед, ирен кому при­ка­зы­вал петь, кому пред­ла­гал вопро­сы, тре­бу­ю­щие раз­мыш­ле­ния и сооб­ра­зи­тель­но­сти, вро­де таких, как: « Кто луч­ший сре­ди мужей?» или « Каков посту­пок тако­го-то чело­ве­ка?» Так они с само­го нача­ла жиз­ни при­уча­лись судить о досто­ин­ствах сограж­дан, ибо если тот, к кому был обра­щен вопрос « Кто хоро­ший граж­да­нин? Кто заслу­жи­ва­ет пори­ца­ния?» , не нахо­дил, что отве­тить, это счи­та­ли при­зна­ком нату­ры вялой и рав­но­душ­ной к доб­ро­де­те­ли. В отве­те пола­га­лось назвать при­чи­ну того или ино­го суж­де­ния и при­ве­сти дока­за­тель­ства, облек­ши мысль в самые крат­кие сло­ва. Того, кто гово­рил нев­по­пад, не обна­ру­жи­вая долж­но­го усер­дия, ирен нака­зы­вал - кусал за боль­шой палец. Часто ирен нака­зы­вал маль­чи­ков в при­сут­ст­вии ста­ри­ков и вла­стей, чтобы те убеди­лись, насколь­ко обос­но­ван­ны и спра­вед­ли­вы его дей­ст­вия. Во вре­мя нака­за­ния его не оста­нав­ли­ва­ли, но когда дети рас­хо­ди­лись, он дер­жал ответ, если кара была стро­же или, напро­тив, мяг­че, чем сле­до­ва­ло.

И доб­рую сла­ву и бес­че­стье маль­чи­ков разде­ля­ли с ними их воз­люб­лен­ные. Рас­ска­зы­ва­ют, что когда одна­жды какой-то маль­чик, схва­тив­шись с това­ри­щем, вдруг испу­гал­ся и вскрик­нул, вла­сти нало­жи­ли штраф на его воз­люб­лен­но­го. И, хотя у спар­тан­цев допус­ка­лась такая сво­бо­да в люб­ви, что даже достой­ные и бла­го­род­ные жен­щи­ны люби­ли моло­дых деву­шек, сопер­ни­че­ство было им незна­ко­мо. Мало того: общие чув­ства к одно­му лицу ста­но­ви­лись нача­лом и источ­ни­ком вза­им­ной друж­бы влюб­лен­ных, кото­рые объ­еди­ня­ли свои уси­лия в стрем­ле­нии при­ве­сти люби­мо­го к совер­шен­ству .

19. Детей учи­ли гово­рить так, чтобы в их сло­вах едкая ост­ро­та сме­ши­ва­лась с изя­ще­ст­вом, чтобы крат­кие речи вызы­ва­ли про­стран­ные раз­мыш­ле­ния. Как уже ска­за­но, Ликург при­дал желез­ной моне­те огром­ный вес и ничтож­ную цен­ность. Совер­шен­но ина­че посту­пил он со « сло­вес­ной моне­тою» : под немно­ги­ми ску­пы­ми сло­ва­ми дол­жен был таить­ся обшир­ный и бога­тый смысл, и, застав­ляя детей подол­гу мол­чать, зако­но­да­тель доби­вал­ся от них отве­тов мет­ких и точ­ных. Ведь подоб­но тому, как семя людей, без­мер­но жад­ных до сои­тий, боль­шею частью бес­плод­но, так и несдер­жан­ность язы­ка порож­да­ет речи пустые и глу­пые. Какой-то афи­ня­нин насме­хал­ся над спар­тан­ски­ми меча­ми - так-де они корот­ки, что их без труда глота­ют фокус­ни­ки в теат­ре. « Но эти­ми кин­жа­ла­ми мы отлич­но доста­ем сво­их вра­гов» , - воз­ра­зил ему царь Агид. Я нахо­жу, что речь спар­тан­цев, при всей сво­ей внеш­ней крат­ко­сти, отлич­но выра­жа­ет самую суть дела и оста­ет­ся в созна­нии слу­ша­те­лей.

Сам Ликург гово­рил, по-види­мо­му, немно­го и мет­ко, насколь­ко мож­но судить по его изре­че­ни­ям, дошед­шим до нас. Так, чело­ве­ку, кото­рый тре­бо­вал уста­нов­ле­ния демо­кра­ти­че­ско­го строя в Спар­те, он ска­зал: « Сна­ча­ла ты уста­но­ви демо­кра­тию у себя в доме» . Кто-то спро­сил, поче­му он сде­лал жерт­во­при­но­ше­ния таки­ми уме­рен­ны­ми и скром­ны­ми. « Чтобы мы нико­гда не пере­ста­ва­ли чтить боже­ство» , - отве­тил Ликург. А вот что ска­зал он о состя­за­ни­ях: « Я раз­ре­шил сограж­да­нам лишь те виды состя­за­ний, в кото­рых не при­хо­дит­ся под­ни­мать вверх руки» . Сооб­ща­ют, что и в пись­мах он отве­чал сограж­да­нам не менее удач­но. « Как нам отвра­тить от себя втор­же­ние непри­я­те­ля?» - « Оста­вай­тесь бед­ны­ми, и пусть никто не тщит­ся стать могу­ще­ст­вен­нее дру­го­го» . О город­ских сте­нах: « Лишь тот город не лишен укреп­ле­ний, кото­рый окру­жен мужа­ми, а не кир­пи­ча­ми» . Труд­но, одна­ко, решить, под­лин­ны или же под­лож­ны эти пись­ма.

20. Об отвра­ще­нии спар­тан­цев к про­стран­ным речам свиде­тель­ст­ву­ют сле­ду­ю­щие выска­зы­ва­ния. Когда кто-то при­нял­ся рас­суж­дать о важ­ном деле, но некста­ти, царь Лео­нид про­мол­вил: « Друг, все это умест­но, но в дру­гом месте» . Пле­мян­ник Ликур­га Хари­лай на вопрос, поче­му его дядя издал так мало зако­нов, отве­тил: « Тем, кто обхо­дит­ся немно­ги­ми сло­ва­ми, не нуж­но мно­го зако­нов» . Какие-то люди бра­ни­ли софи­ста Гека­тея, за то что, при­гла­шен­ный к общей тра­пе­зе, он весь обед про­мол­чал. « Кто уме­ет гово­рить, зна­ет и вре­мя для это­го» , - воз­ра­зил им Архида­мид.

А вот при­ме­ры кол­ких, но не лишен­ных изя­ще­ства памят­ных слов, о кото­рых я уже гово­рил выше. Какой-то про­хо­ди­мец дони­мал Дема­ра­та неле­пы­ми рас­спро­са­ми и, меж­ду про­чим, все хотел узнать, кто луч­ший из спар­тан­цев. « Тот, кто менее все­го похож на тебя» , - мол­вил нако­нец Дема­рат. Агид, слы­ша похва­лы элей­цам за пре­крас­ное и спра­вед­ли­вое устрой­ство олим­пий­ских игр, заме­тил: « Вот уж, впрямь, вели­кое дело - раз в четы­ре года блю­сти спра­вед­ли­вость» . Один чуже­зе­мец, чтобы выка­зать свои дру­же­ские чув­ства, ска­зал Фео­пом­пу, что у сограж­дан он зовет­ся дру­гом лако­нян. « Звать­ся бы тебе луч­ше дру­гом сограж­дан» , - отве­тил Фео­помп. Сын Пав­са­ния Пли­сто­анакт ска­зал афин­ско­му ора­то­ру, назвав­ше­му спар­тан­цев неуча­ми: « Ты прав - из всех гре­ков одни толь­ко мы не выучи­лись у вас ниче­му дур­но­му» . Архида­мида спра­ши­ва­ли, сколь­ко все­го спар­тан­цев. « Доста­точ­но, друг, чтобы дать отпор него­дя­ям» , - заве­рил он. По шут­кам спар­тан­цев мож­но судить и об их при­выч­ках. Они нико­гда не бол­та­ли попусту, нико­гда не про­из­но­си­ли ни сло­ва, за кото­рым не было бы мыс­ли, так или ина­че заслу­жи­ваю­щей того, чтобы над нею заду­мать­ся. Спар­тан­ца позва­ли послу­шать, как под­ра­жа­ют пенью соло­вья. « Я слы­шал само­го соло­вья» , - отка­зал­ся тот. Дру­гой спар­та­нец, про­чтя эпи­грам­му:

заме­тил: « И поде­лом: надо было дать ей сго­реть дотла» . Какой-то юно­ша ска­зал чело­ве­ку, обе­щав­ше­му дать ему пету­хов, кото­рые бьют­ся до послед­не­го изды­ха­ния: « Оставь их себе, а мне дай таких, что бьют про­тив­ни­ка до послед­не­го изды­ха­ния» . Еще один юно­ша, увидев людей, кото­рые опо­рож­ня­ли кишеч­ник, сидя на стуль­ча­ке, вос­клик­нул: « Хоть бы нико­гда не дове­лось мне сидеть на таком месте, кото­рое невоз­мож­но усту­пить ста­ри­ку!» Тако­вы их изре­че­ния и памят­ные сло­ва, и не без осно­ва­ния утвер­жда­ют неко­то­рые , что под­ра­жать лакон­цам зна­чит при­ле­жать душою ско­рее к фило­со­фии, неже­ли к гим­на­сти­ке.

21. Пению и музы­ке учи­ли с немень­шим тща­ни­ем, неже­ли чет­ко­сти и чисто­те речи, но и в пес­нях было заклю­че­но сво­е­го рода жало, воз­буж­дав­шее муже­ство и понуж­дав­шее душу вос­тор­жен­ным поры­вам к дей­ст­вию. Сло­ва их были про­сты и безыс­кус­ны, пред­мет - вели­чав и нра­во­учи­те­лен. То были в основ­ном про­слав­ле­ния счаст­ли­вой уча­сти пав­ших за Спар­ту и уко­ры тру­сам, обре­чен­ным вла­чить жизнь в ничто­же­стве, обе­ща­ния дока­зать свою храб­рость или - в зави­си­мо­сти от воз­рас­та пев­цов - похваль­ба ею. Нелиш­ним будет поме­стить здесь для при­ме­ра одну из подоб­ных песен. В празд­нич­ные дни состав­ля­лись три хора - ста­ри­ков, мужей и маль­чи­ков. Ста­ри­ки запе­ва­ли:

Мужи в рас­цве­те сил под­хва­ты­ва­ли:

А маль­чи­ки завер­ша­ли:

Вооб­ще, если кто пораз­мыс­лит над тво­ре­ни­я­ми лакон­ских поэтов, из кото­рых иные сохра­ни­лись до наших дней, и вос­ста­но­вит в памя­ти поход­ные рит­мы мело­дий для флей­ты, под зву­ки кото­рой спар­тан­цы шли на вра­га, тот, пожа­луй, при­зна­ет, что Тер­пандр и Пин­дар были пра­вы, нахо­дя связь меж­ду муже­ст­вом и музы­кой. Пер­вый гово­рит о лакеде­мо­ня­нах так:

А Пин­дар вос­кли­ца­ет:

И тот и дру­гой изо­бра­жа­ют спар­тан­цев одновре­мен­но и самым музы­каль­ным и самым воин­ст­вен­ным наро­дом.

ска­зал спар­тан­ский поэт. Неда­ром перед бит­вой царь при­но­сил жерт­ву Музам - для того, мне кажет­ся, чтобы вои­ны, вспом­нив о вос­пи­та­нии, кото­рое они полу­чи­ли, и о при­го­во­ре, кото­рый их ждет , сме­ло шли навстре­чу опас­но­сти и совер­ша­ли подви­ги, достой­ные сохра­нить­ся в речах и пес­нях.

22. Во вре­мя вой­ны пра­ви­ла поведе­ния моло­дых людей дела­лись менее суро­вы­ми: им раз­ре­ша­лось уха­жи­вать за сво­и­ми воло­са­ми, укра­шать ору­жие и пла­тье, настав­ни­ки радо­ва­лись, видя их подоб­ны­ми бое­вым коням, кото­рые гор­до и нетер­пе­ли­во при­тан­цо­вы­ва­ют, фыр­ка­ют и рвут­ся в сра­же­ние. Поэто­му, хотя следить за воло­са­ми маль­чи­ки начи­на­ли, едва вый­дя из дет­ско­го воз­рас­та, осо­бен­но ста­ра­тель­но их ума­ща­ли и рас­че­сы­ва­ли нака­нуне опас­но­сти, памя­туя сло­ва Ликур­га о воло­сах, что кра­си­вых они дела­ют еще бла­го­вид­нее, а урод­ли­вых - еще страш­нее. В похо­дах и гим­на­сти­че­ские упраж­не­ния ста­но­ви­лись менее напря­жен­ны­ми и уто­ми­тель­ны­ми, да и вооб­ще в это вре­мя с юно­шей спра­ши­ва­ли менее стро­го, чем обыч­но, так что на всей зем­ле для одних лишь спар­тан­цев вой­на ока­зы­ва­лась отды­хом от под­готов­ки к ней.

Когда постро­е­ние бое­вой линии закан­чи­ва­лось, царь на гла­зах у про­тив­ни­ка при­но­сил в жерт­ву козу и пода­вал знак всем увен­чать себя вен­ка­ми, а флей­ти­стам при­ка­зы­вал играть Касто­ров напев и одновре­мен­но сам затя­ги­вал поход­ный пеан. Зре­ли­ще было вели­че­ст­вен­ное и гроз­ное: вои­ны насту­па­ли, шагая сооб­раз­но рит­му флей­ты, твер­до дер­жа строй, не испы­ты­вая ни малей­ше­го смя­те­ния - спо­кой­ные и радост­ные, и вела их пес­ня. В таком рас­по­ло­же­нии духа, веро­ят­но, ни страх ни гнев над чело­ве­ком не власт­ны; верх одер­жи­ва­ют неко­ле­би­мая стой­кость, надеж­да и муже­ство, слов­но дару­е­мые при­сут­ст­ви­ем боже­ства. Царь шел на вра­га в окру­же­нии тех из сво­их людей, кото­рые заслу­жи­ли венок победою на состя­за­ни­ях. Рас­ска­зы­ва­ют, что на Олим­пий­ских играх одно­му лакон­цу дава­ли боль­шую взят­ку, но он отка­зал­ся от денег и, собрав все свои силы, одо­лел про­тив­ни­ка. Тогда кто-то ему ска­зал: « Что тебе за выго­да, спар­та­нец, от этой победы?» « Я зай­му место впе­реди царя, когда пой­ду в бой» , - улы­ба­ясь отве­тил победи­тель.

Раз­би­то­го непри­я­те­ля спар­тан­цы пре­сле­до­ва­ли лишь настоль­ко, насколь­ко это было необ­хо­ди­мо, чтобы закре­пить за собою победу, а затем немед­лен­но воз­вра­ща­лись, пола­гая небла­го­род­ным и про­тив­ным гре­че­ско­му обы­чаю губить и истреб­лять пре­кра­тив­ших борь­бу. Это было не толь­ко пре­крас­но и вели­ко­душ­но, но и выгод­но: вра­ги их, зная, что они уби­ва­ют сопро­тив­ля­ю­щих­ся, но щадят отсту­паю­щих, нахо­ди­ли более полез­ным для себя бежать, чем оста­вать­ся на месте.

23. Сам Ликург, по сло­вам софи­ста Гип­пия, был муж испы­тан­ной воин­ст­вен­но­сти, участ­ник мно­гих похо­дов. Фило­сте­фан даже при­пи­сы­ва­ет ему разде­ле­ние кон­ни­цы по ула­мам. Улам при Ликур­ге пред­став­лял собою отряд из пяти­де­ся­ти всад­ни­ков, постро­ен­ных четы­рех­уголь­ни­ком. Но Демет­рий Фалер­ский пишет, что Ликург вооб­ще не касал­ся рат­ных дел и новый государ­ст­вен­ный строй учреж­дал во вре­мя мира. И вер­но, замы­сел Олим­пий­ско­го пере­ми­рия мог, по-види­мо­му, при­над­ле­жать лишь крот­ко­му и миро­лю­би­во­му чело­ве­ку. Впро­чем, как гово­рит­ся у Гер­мип­па, иные утвер­жда­ют, буд­то сна­ча­ла Ликург не имел ко все­му это­му ни малей­ше­го отно­ше­ния и никак не был свя­зан с Ифи­том, но при­был на игры слу­чай­но. Там он услы­шал за спи­ною голос: кто-то пори­цал его и дивил­ся тому, что он не скло­ня­ет сограж­дан при­нять уча­стие в этом все­об­щем тор­же­стве. Ликург обер­нул­ся, но гово­рив­ше­го нигде не было вид­но, и, сочтя слу­чив­ше­е­ся боже­ст­вен­ным зна­ме­ни­ем, он тогда толь­ко при­со­еди­нил­ся к Ифи­ту; вме­сте они сде­ла­ли празд­не­ство более пыш­ным и слав­ным, дали ему надеж­ное осно­ва­ние.

24. Вос­пи­та­ние спар­тан­ца дли­лось и в зре­лые годы. Нико­му не раз­ре­ша­лось жить так, как он хочет: точ­но в воен­ном лаге­ре, все в горо­де под­чи­ня­лись стро­го уста­нов­лен­ным поряд­кам и дела­ли то из полез­ных для государ­ства дел, какое им было назна­че­но. Счи­тая себя при­над­ле­жа­щи­ми не себе самим, но оте­че­ству, спар­тан­цы, если у них не было дру­гих пору­че­ний, либо наблюда­ли за детьми и учи­ли их чему-нибудь полез­но­му, либо сами учи­лись у ста­ри­ков. Ведь одним из благ и пре­иму­ществ, кото­рые доста­вил сограж­да­нам Ликург, было изоби­лие досу­га. Зани­мать­ся ремеслом им было стро­го-настро­го запре­ще­но, а в погоне за нажи­вой, тре­бу­ю­щей бес­ко­неч­ных трудов и хло­пот, не ста­ло ника­кой надоб­но­сти, посколь­ку богат­ство утра­ти­ло всю свою цен­ность и при­тя­га­тель­ную силу. Зем­лю их возде­лы­ва­ли илоты, вно­ся назна­чен­ную подать. Один спар­та­нец, нахо­дясь в Афи­нах и услы­шав, что кого-то осуди­ли за празд­ность и осуж­ден­ный воз­вра­ща­ет­ся в глу­бо­ком уны­нии, сопро­вож­да­е­мый дру­зья­ми, тоже опе­ча­лен­ны­ми и огор­чен­ны­ми, про­сил окру­жаю­щих пока­зать ему чело­ве­ка, кото­ро­му сво­бо­ду вме­ни­ли в пре­ступ­ле­ние. Вот до какой сте­пе­ни низ­ким и раб­ским счи­та­ли они вся­кий руч­ной труд, вся­кие заботы, сопря­жен­ные с нажи­вой! Как и сле­до­ва­ло ожидать, вме­сте с моне­той исчез­ли и тяж­бы; и нуж­да и чрез­мер­ное изоби­лие поки­ну­ли Спар­ту, их место заня­ли равен­ство достат­ка и без­мя­теж­ность пол­ной про­стоты нра­вов. Все сво­бод­ное от воен­ной служ­бы вре­мя спар­тан­цы посвя­ща­ли хоро­во­дам, пирам и празд­не­ствам, охо­те, гим­на­си­ям и лес­хам.

25. Те, кто был моло­же трид­ца­ти лет, вовсе не ходи­ли на рынок и дела­ли необ­хо­ди­мые покуп­ки через род­ст­вен­ни­ков и воз­люб­лен­ных. Впро­чем, и для людей постар­ше счи­та­лось зазор­ным бес­пре­рыв­но тол­кать­ся на рын­ке, а не про­во­дить бо́ льшую часть дня в гим­на­си­ях и лес­хах . Соби­ра­ясь там, они чин­но беседо­ва­ли, ни сло­вом не упо­ми­ная ни о нажи­ве, ни о тор­гов­ле - часы тек­ли в похва­лах достой­ным поступ­кам и пори­ца­ни­ях дур­ным, похва­лах, соеди­нен­ных с шут­ка­ми и насмеш­ка­ми, кото­рые непри­мет­но уве­ща­ли и исправ­ля­ли. Да и сам Ликург не был чрез­мер­но суров: по сооб­ще­нию Соси­бия, он воз­двиг неболь­шую ста­тую бога Сме­ха, желая, чтобы шут­ка, умест­ная и своевре­мен­ная, при­шла на пиры и подоб­ные им собра­ния и ста­ла сво­е­го рода при­пра­вою к трудам каж­до­го дня.

Одним сло­вом, он при­учал сограж­дан к тому, чтобы они и не хоте­ли и не уме­ли жить врозь, но, подоб­но пче­лам, нахо­ди­лись в нерас­тор­жи­мой свя­зи с обще­ст­вом, все были тес­но спло­че­ны вокруг сво­е­го руко­во­ди­те­ля и цели­ком при­над­ле­жа­ли оте­че­ству, почти что вовсе забы­вая о себе в поры­ве вооду­шев­ле­ния и люб­ви к сла­ве. Этот образ мыс­лей мож­но раз­ли­чить и в неко­то­рых выска­зы­ва­ни­ях спар­тан­цев. Так Педа­рит, не избран­ный в чис­ло трех­сот , ушел, сияя и раду­ясь, что в горо­де есть три­ста чело­век луч­ших, чем он. Поли­ст­ра­тид с това­ри­ща­ми при­бы­ли посоль­ст­вом к пол­ко­во­д­цам пер­сид­ско­го царя; те осве­до­ми­лись, яви­лись ли они по част­но­му делу или от лица государ­ства. « Если все будет лад­но - от лица государ­ства, если нет - по част­но­му делу» , - отве­тил Поли­ст­ра­тид. К Арги­лео­ниде, мате­ри Бра­сида, при­шли несколь­ко граж­дан Амфи­по­ля, ока­зав­ши­е­ся в Лакеде­моне, и она спро­си­ла их, как погиб Бра­сид и была ли его смерть достой­на Спар­ты. Те ста­ли пре­воз­но­сить покой­но­го и заяви­ли, что вто­ро­го тако­го мужа в Спар­те нет. « Не гово­ри­те так, чуже­стран­цы, - про­мол­ви­ла мать. - Вер­но, Бра­сид был достой­ный чело­век, но в Лакеде­моне есть мно­го еще более заме­ча­тель­ных» .

26. Как уже гово­ри­лось, пер­вых ста­рей­шин Ликург назна­чил из чис­ла тех, кто при­ни­мал уча­стие в его замыс­ле. Затем он поста­но­вил вза­мен умер­ших вся­кий раз выби­рать из граж­дан, достиг­ших шести­де­ся­ти лет, того, кто будет при­знан самым доб­лест­ным. Не было, веро­ят­но, в мире состя­за­ния более вели­ко­го и победы более желан­ной! И вер­но, ведь речь шла не о том, кто сре­ди про­вор­ных самый про­вор­ный или сре­ди силь­ных самый силь­ный, но о том, кто сре­ди доб­рых и муд­рых муд­рей­ший и самый луч­ший, кто в награ­ду за доб­ро­де­тель полу­чит до кон­ца сво­их дней вер­хов­ную, - если здесь при­ме­ни­мо это сло­во, - власть в государ­стве, будет гос­по­ди­ном над жиз­нью, честью, коро­че гово­ря, над все­ми выс­ши­ми бла­га­ми. Реше­ние это выно­си­лось сле­ду­ю­щим обра­зом. Когда народ схо­дил­ся, осо­бые выбор­ные закры­ва­лись в доме по сосед­ству, так чтобы и их никто не видел, и сами они не виде­ли, что про­ис­хо­дит сна­ру­жи, но толь­ко слы­ша­ли бы голо­са собрав­ших­ся. Народ и в этом слу­чае, как и во всех про­чих, решал дело кри­ком. Соис­ка­те­лей вво­ди­ли не всех сра­зу, а по оче­реди, в соот­вет­ст­вии со жре­би­ем, и они мол­ча про­хо­ди­ли через Собра­ние. У сидев­ших вза­пер­ти были таб­лич­ки, на кото­рых они отме­ча­ли силу кри­ка, не зная кому это кри­чат, но толь­ко заклю­чая, что вышел пер­вый, вто­рой, тре­тий, вооб­ще оче­ред­ной соис­ка­тель. Избран­ным объ­яв­лял­ся тот, кому кри­ча­ли боль­ше и гром­че дру­гих. С вен­ком на голо­ве он обхо­дил хра­мы богов. За ним огром­ной тол­пою сле­до­ва­ли моло­дые люди, вос­хва­ляя и про­слав­ляя ново­го ста­рей­ши­ну, и жен­щи­ны, вос­пе­вав­шие его доб­лесть и участь его воз­гла­шав­шие счаст­ли­вой. Каж­дый из близ­ких про­сил его отку­шать, гово­ря, что этим уго­ще­ни­ем его чест­ву­ет государ­ство. Закон­чив обход, он отправ­лял­ся к общей тра­пе­зе; заведен­ный порядок ничем не нару­шал­ся, не счи­тая того, что ста­рей­ши­на полу­чал вто­рую долю, но не съе­дал ее, а откла­ды­вал. У две­рей сто­я­ли его род­ст­вен­ни­цы, после обеда он под­зы­вал ту из них, кото­рую ува­жал более дру­гих, и, вру­чая ей эту долю, гово­рил, что отда­ет награ­ду, кото­рой удо­сто­ил­ся сам, после чего осталь­ные жен­щи­ны, про­слав­ляя эту избран­ни­цу, про­во­жа­ли ее домой.

27. Не менее заме­ча­тель­ны были и зако­ны, касав­ши­е­ся погре­бе­ния. Во-пер­вых, покон­чив со вся­че­ским суе­ве­ри­ем, Ликург не пре­пят­ст­во­вал хоро­нить мерт­вых в самом горо­де и ста­вить над­гро­бия близ хра­мов, чтобы моло­дые люди, при­вы­кая к их виду, не боя­лись смер­ти и не счи­та­ли себя осквер­нен­ны­ми, кос­нув­шись мерт­во­го тела или пере­сту­пив через моги­лу. Затем он запре­тил погре­бать что бы то ни было вме­сте с покой­ни­ком: тело сле­до­ва­ло пре­да­вать зем­ле обер­ну­тым в пур­пур­ный плащ и уви­тым зеле­нью оли­вы. Над­пи­сы­вать на могиль­ном камне имя умер­ше­го воз­бра­ня­лось; исклю­че­ние Ликург сде­лал лишь для пав­ших на войне и для жриц. Срок тра­у­ра он уста­но­вил корот­кий - один­на­дцать дней; на две­на­дца­тый до́ лжно было при­не­сти жерт­ву Демет­ре и поло­жить пре­дел скор­би. Ликург не тер­пел без­раз­ли­чия и внут­рен­ней рас­слаб­лен­но­сти, необ­хо­ди­мые чело­ве­че­ские дей­ст­вия он так или ина­че соче­тал с утвер­жде­ни­ем нрав­ст­вен­но­го совер­шен­ства и пори­ца­ни­ем поро­ка; он напол­нил город мно­же­ст­вом поучи­тель­ных при­ме­ров, сре­ди кото­рых спар­тан­цы вырас­та­ли, с кото­ры­ми неиз­беж­но стал­ки­ва­лись на каж­дом шагу и кото­рые, слу­жа образ­цом для под­ра­жа­ния, вели их по пути добра.

По этой же при­чине он не раз­ре­шил выез­жать за пре­де­лы стра­ны и путе­ше­ст­во­вать, опа­са­ясь, как бы не завез­ли в Лакеде­мон чужие нра­вы, не ста­ли под­ра­жать чужой, неупо­рядо­чен­ной жиз­ни и ино­му обра­зу прав­ле­ния. Мало того, он изго­нял тех, что сте­ка­лись в Спар­ту без какой-либо нуж­ды или опре­де­лен­ной цели - не пото­му, как утвер­жда­ет Фукидид , что боял­ся, как бы они не пере­ня­ли учреж­ден­ный им строй и не выучи­лись доб­ле­сти, но, ско­рее, стра­шась, как бы эти люди сами не пре­вра­ти­лись в учи­те­лей поро­ка. Ведь вме­сте с чуже­стран­ца­ми неиз­мен­но появ­ля­ют­ся и чужие речи, а новые речи при­во­дят новые суж­де­ния, из кото­рых неиз­беж­но рож­да­ют­ся мно­гие чув­ства и жела­ния, столь же про­тив­ные суще­ст­ву­ю­ще­му государ­ст­вен­но­му строю, сколь невер­ные зву­ки - сла­жен­ной песне. Поэто­му Ликург счи­тал необ­хо­ди­мым зор­че беречь город от дур­ных нра­вов, чем от зара­зы, кото­рую могут зане­сти извне.

28. Во всем этом нет и следа неспра­вед­ли­во­сти, в кото­рой иные винят зако­ны Ликур­га, пола­гая, буд­то они вполне доста­точ­но настав­ля­ют в муже­стве, но слиш­ком мало - в спра­вед­ли­во­сти. И лишь так назы­вае­мая крип­тия, если толь­ко и она, как утвер­жда­ет Ари­сто­тель, - Ликур­го­во ново­введе­ние, мог­ла вну­шить неко­то­рым, в том чис­ле и Пла­то­ну , подоб­ное суж­де­ние о спар­тан­ском государ­стве и его зако­но­да­те­ле. Вот как про­ис­хо­ди­ли крип­тии. Вре­мя от вре­ме­ни вла­сти отправ­ля­ли бро­дить по окрест­но­стям моло­дых людей, счи­тав­ших­ся наи­бо­лее сооб­ра­зи­тель­ны­ми, снаб­див их толь­ко корот­ки­ми меча­ми и самым необ­хо­ди­мым запа­сом про­до­воль­ст­вия. Днем они отды­ха­ли, пря­чась по укром­ным угол­кам, а ночью, поки­нув свои убе­жи­ща, умерщ­вля­ли всех ило­тов, каких захва­ты­ва­ли на доро­гах. Неред­ко они обхо­ди­ли и поля, уби­вая самых креп­ких и силь­ных ило­тов. Фукидид в « Пело­пон­нес­ской войне» рас­ска­зы­ва­ет, что спар­тан­цы выбра­ли отли­чив­ших­ся осо­бою храб­ро­стью ило­тов, и те, с вен­ка­ми на голо­ве, слов­но гото­вясь полу­чить сво­бо­ду, посе­ща­ли храм за хра­мом, но немно­го спу­стя все исчез­ли, - а было их более двух тысяч, - и ни тогда, ни впо­след­ст­вии никто не мог ска­зать, как они погиб­ли. Ари­сто­тель осо­бо оста­нав­ли­ва­ет­ся на том, что эфо­ры, при­ни­мая власть, пер­вым делом объ­яв­ля­ли вой­ну илотам, дабы уза­ко­нить убий­ство послед­них. И вооб­ще спар­тан­цы обра­ща­лись с ними гру­бо и жесто­ко. Они застав­ля­ли ило­тов пить несме­шан­ное вино, а потом при­во­ди­ли их на общие тра­пезы, чтобы пока­зать моло­де­жи, что такое опья­не­ние. Им при­ка­зы­ва­ли петь дрян­ные пес­ни и тан­це­вать сме­хотвор­ные тан­цы, запре­щая раз­вле­че­ния, подо­баю­щие сво­бод­но­му чело­ве­ку. Даже гораздо поз­же, во вре­мя похо­да фиван­цев в Лако­нию, когда захва­чен­ным в плен илотам веле­ли спеть что-нибудь из Тер­панд­ра, Алк­ма­на или лакон­ца Спен­дон­та, они отка­за­лись, пото­му что гос­по­дам-де это не по душе. Итак, тот, кто гово­рит , что в Лакеде­моне сво­бод­ный до кон­ца сво­бо­ден, а раб до кон­ца пора­бо­щен, совер­шен­но вер­но опре­де­лил сло­жив­ше­е­ся поло­же­ние вещей. Но, по-мое­му, все эти стро­го­сти появи­лись у спар­тан­цев лишь впо­след­ст­вии, а имен­но, после боль­шо­го зем­ле­тря­се­ния , когда, как рас­ска­зы­ва­ют, илоты, высту­пив вме­сте с мес­сен­ца­ми, страш­но бес­чин­ст­во­ва­ли по всей Лако­нии и едва не погу­би­ли город. Я, по край­ней мере, не могу при­пи­сать столь гнус­ное дело, как крип­тии, Ликур­гу, соста­вив­ши себе поня­тие о нра­ве это­го чело­ве­ка по той крото­сти и спра­вед­ли­во­сти, кото­рые в осталь­ном отме­ча­ют всю его жизнь и под­твер­жде­ны свиде­тель­ст­вом боже­ства.

29. Когда глав­ней­шие из зако­нов уко­ре­ни­лись в обы­ча­ях спар­тан­цев и государ­ст­вен­ный строй доста­точ­но окреп, чтобы впредь сохра­нять­ся соб­ст­вен­ны­ми сила­ми, то, подоб­но богу у Пла­то­на , воз­ве­се­лив­ше­му­ся при виде воз­ник­ше­го миро­зда­ния, впер­вые при­шед­ше­го в дви­же­ние, Ликург был обра­до­ван и вос­хи­щен кра­сотою и вели­чи­ем сво­е­го зако­но­да­тель­ства, пущен­но­го в ход и уже гряду­ще­го сво­им путем, и поже­лал обес­пе­чить ему бес­смер­тие, незыб­ле­мость в буду­щем - посколь­ку это доступ­но чело­ве­че­ско­му разу­ме­нию. Итак, собрав все­на­род­ное Собра­ние, он заявил, что теперь все­му сооб­ще­на над­ле­жа­щая мера, что сде­лан­но­го доста­точ­но для бла­го­ден­ст­вия и сла­вы государ­ства, но оста­ет­ся еще один вопрос, самый важ­ный и основ­ной, суть кото­ро­го он откро­ет сограж­да­нам лишь после того, как спро­сит сове­та у бога. Пусть-де они неукос­ни­тель­но при­дер­жи­ва­ют­ся издан­ных зако­нов и ниче­го в них не изме­ня­ют, пока он не вер­нет­ся из Дельф, он же, когда воз­вра­тит­ся, выпол­нит то, что пове­лит бог. Все выра­зи­ли согла­сие и про­си­ли его поско­рее отправ­лять­ся, и, при­няв у царей и ста­рей­шин, а затем и у про­чих граж­дан при­ся­гу в том, что, покуда не вер­нет­ся Ликург, они оста­нут­ся вер­ны суще­ст­ву­ю­ще­му строю, он уехал в Дель­фы. При­быв к ора­ку­лу и при­не­ся богу жерт­ву, Ликург вопро­сил, хоро­ши ли его зако­ны и доста­точ­ны ли для того, чтобы при­ве­сти город к бла­го­ден­ст­вию и нрав­ст­вен­но­му совер­шен­ству. Бог отве­чал, что и зако­ны хоро­ши, и город пре­будет на вер­шине сла­вы, если не изме­нит Ликур­го­ву устрой­ству. Запи­сав про­ри­ца­ние, Ликург ото­слал его в Спар­ту, а сам, сно­ва при­не­ся жерт­ву богу и про­стив­шись с дру­зья­ми и с сыном, решил не осво­бож­дать сограж­дан от их клят­вы и для это­го доб­ро­воль­но уме­реть: он достиг воз­рас­та, когда мож­но еще про­дол­жать жизнь, но мож­но и поки­нуть ее, тем более что все его замыс­лы при­шли, по-види­мо­му, к счаст­ли­во­му завер­ше­нию. Он умо­рил себя голо­дом, твер­до веря, что даже смерть государ­ст­вен­но­го мужа не долж­на быть бес­по­лез­на для государ­ства, что самой кон­чине его над­ле­жит быть не без­воль­ным под­чи­не­ни­ем, но нрав­ст­вен­ным дея­ни­ем. Для него, рас­судил он, после пре­крас­ней­ших подви­гов, кото­рые он свер­шил, эта смерть будет поис­ти­не вен­цом уда­чи и сча­стья, а для сограж­дан, покляв­ших­ся хра­нить вер­ность его уста­нов­ле­ни­ям, пока он не вер­нет­ся, - стра­жем тех благ, кото­рые он доста­вил им при жиз­ни. И Ликург не ошиб­ся в сво­их рас­че­тах. Спар­та пре­вос­хо­ди­ла все гре­че­ские горо­да бла­го­за­ко­ни­ем и сла­вою на про­тя­же­нии пяти­сот лет, пока блю­ла зако­ны Ликур­га, в кото­рых ни один из четыр­на­дца­ти пра­вив­ших после него царей, вплоть до Агида, сына Архида­ма, ниче­го не изме­нил. Созда­ние долж­но­сти эфо­ров послу­жи­ло не ослаб­ле­нию, но упро­че­нию государ­ства: оно лишь на пер­вый взгляд было уступ­кой наро­ду, на самом же деле - уси­ли­ло ари­сто­кра­тию.

30. В цар­ст­во­ва­ние Агида моне­та впер­вые про­ник­ла в Спар­ту, а вме­сте с нею вер­ну­лись коры­сто­лю­бие и стя­жа­тель­ство, и все по вине Лисанд­ра . Лич­но он был недо­сту­пен вла­сти денег, но испол­нил оте­че­ство стра­стью к богат­ству и зара­зил рос­ко­шью, при­ве­зя - в обход зако­нов Ликур­га - с вой­ны золо­то и сереб­ро. Преж­де, одна­ко, когда эти зако­ны оста­ва­лись в силе, Спар­та вела жизнь не обыч­но­го горо­да, но ско­рее мно­го­опыт­но­го и муд­ро­го мужа, или, гово­ря еще точ­нее, подоб­но тому как Геракл в пес­нях поэтов обхо­дит все­лен­ную с одною лишь дуби­ной и шку­рою на пле­чах, карая неспра­вед­ли­вых и кро­во­жад­ных тиран­нов, так же точ­но Лакеде­мон с помо­щью пал­ки-ски­та­лы и про­сто­го пла­ща гла­вен­ст­во­вал в Гре­ции, доб­ро­воль­но и охот­но ему под­чи­няв­шей­ся, низ­вер­гал без­за­кон­ную и тиран­ни­че­скую власть, решал спо­ры вою­ю­щих, успо­ка­и­вал мятеж­ни­ков, часто даже щитом не шевель­нув, но отпра­вив одно­го-един­ст­вен­но­го посла, рас­по­ря­же­ни­ям кото­ро­го все немед­лен­но пови­но­ва­лись, слов­но пче­лы, при появ­ле­нии мат­ки друж­но соби­раю­щи­е­ся и зани­маю­щие каж­дая свое место. Тако­вы были про­цве­таю­щие в горо­де бла­го­за­ко­ние и спра­вед­ли­вость.

Тем более изум­ля­ют меня неко­то­рые писа­те­ли, утвер­ждаю­щие, буд­то спар­тан­цы отлич­но испол­ня­ли при­ка­за­ния, но сами при­ка­зы­вать не уме­ли, и с одоб­ре­ни­ем ссы­лаю­щи­е­ся на царя Фео­пом­па, кото­рый в ответ на чьи-то сло­ва, что-де Спар­ту хра­нит твер­дая власть царей, ска­зал: « Нет, вер­нее, послу­ша­ние граж­дан» . Люди недол­го слу­ша­ют­ся тех, кто не может началь­ст­во­вать, и пови­но­ве­ние - это искус­ство, кото­ро­му учит вла­сте­лин. Кто хоро­шо ведет, за тем и идут хоро­шо, и как мастер­ство укро­ти­те­ля коней состо­ит в том, чтобы сде­лать лошадь крот­кой и смир­ной, так зада­ча царя - вну­шать покор­ность, лакеде­мо­няне же вну­ша­ли осталь­ным не толь­ко покор­ность, но и жела­ние пови­но­вать­ся. Ну да, ведь у них про­си­ли не кораб­лей, не денег, не гопли­тов, а един­ст­вен­но лишь спар­тан­ско­го пол­ко­во­д­ца и, полу­чив, встре­ча­ли его с почте­ни­ем и бояз­нью, как сици­лий­цы Гилип­па, жите­ли Хал­киды - Бра­сида, а все гре­че­ское насе­ле­ние Азии - Лисанд­ра, Кал­ли­кра­ти­да и Аге­си­лая. Этих пол­ко­вод­цев назы­ва­ли упра­ви­те­ля­ми и настав­ни­ка­ми наро­дов и вла­стей всей зем­ли, и на государ­ство спар­тан­цев взи­ра­ли как на дядь­ку, учи­те­ля достой­ной жиз­ни и муд­ро­го управ­ле­ния. На это, по-види­мо­му, шут­ли­во наме­ка­ет Стра­то­ник, пред­ла­гая закон, по кото­ро­му афи­ня­нам вме­ня­ет­ся в обя­зан­ность справ­лять таин­ства и устра­и­вать шест­вия, элей­цам - быть судья­ми на играх, посколь­ку в этих заня­ти­ях они не зна­ют себе рав­ных, а еже­ли те или дру­гие в чем про­ви­нят­ся - сечь лакеде­мо­нян . Но это, разу­ме­ет­ся, озор­ная насмеш­ка, не более. А вот Эсхин, после­до­ва­тель Сокра­та, видя, как хва­ста­ют­ся и чва­нят­ся фиван­цы сво­ей победою при Левк­трах, заме­тил, что они ничем не отли­ча­ют­ся от маль­чи­шек, кото­рые лику­ют, вздув­ши сво­е­го дядь­ку.

31. Впро­чем, не это было глав­ною целью Ликур­га - он вовсе не стре­мил­ся поста­вить свой город во гла­ве огром­но­го мно­же­ства дру­гих, но, пола­гая, что бла­го­ден­ст­вие как отдель­но­го чело­ве­ка, так и цело­го государ­ства явля­ет­ся след­ст­ви­ем нрав­ст­вен­ной высоты и внут­рен­не­го согла­сия, все направ­лял к тому, чтобы спар­тан­цы как мож­но доль­ше оста­ва­лись сво­бод­ны­ми, ни от кого не зави­ся­щи­ми и бла­го­ра­зум­ны­ми. На тех же осно­ва­ни­ях стро­и­ли свое государ­ство Пла­тон, Дио­ген, Зенон и вооб­ще все, кто об этом гово­рил и чьи труды стя­жа­ли похва­лу. Но после них-то оста­лись одни лишь писа­ния да речи, а Ликург не в писа­ни­ях и не в речах, а на деле создал государ­ство, рав­но­го кото­ро­му не было и нет, явив­ши очам тех, кто не верит в суще­ст­во­ва­ние истин­но­го муд­ре­ца, целый город, пре­дан­ный фило­со­фии. Вполне понят­но, что он пре­вос­хо­дит сла­вою всех гре­ков, кото­рые когда-либо высту­па­ли на государ­ст­вен­ном попри­ще. Вот поче­му Ари­сто­тель и утвер­жда­ет, что Ликург не полу­чил в Лакеде­моне все­го, что при­чи­та­ет­ся ему по пра­ву, хотя поче­сти, ока­зы­вае­мые спар­тан­ца­ми сво­е­му зако­но­да­те­лю, чрез­вы­чай­но вели­ки: ему воз­двиг­нут храм и еже­год­но при­но­сят­ся жерт­вы, как богу. Рас­ска­зы­ва­ют, что, когда остан­ки Ликур­га были пере­не­се­ны на роди­ну, в гроб­ни­цу уда­ри­ла мол­ния. Впо­след­ст­вии это не выпа­да­ло на долю нико­му из зна­ме­ни­тых людей, кро­ме Эври­пида, умер­ше­го и погре­бен­но­го в Македо­нии близ Аре­ту­сы. С ним одним слу­чи­лось после смер­ти то же, что неко­гда - с самым чистым и самым любез­ным богам чело­ве­ком, и в гла­зах страст­ных поклон­ни­ков Эври­пида - это вели­кое зна­ме­ние, слу­жа­щее оправ­да­ни­ем их пыл­кой при­вер­жен­но­сти.

Скон­чал­ся Ликург, по сло­вам неко­то­рых писа­те­лей, в Кир­ре, Апол­ло­фе­мид сооб­ща­ет, что неза­дол­го до смер­ти он при­был в Элиду, Тимей и Ари­сток­сен - что послед­ние дни его жиз­ни про­шли на Кри­те; Ари­сток­сен пишет, что кри­тяне даже пока­зы­ва­ют его моги­лу близ Пер­га­ма у боль­шой доро­ги.

Он оста­вил, гово­рят, един­ст­вен­но­го сына по име­ни Анти­ор, кото­рый умер без­дет­ным, и род Ликур­га пре­кра­тил­ся. Но дру­зья и близ­кие, чтобы про­дол­жить его труды, учреди­ли обще­ство, кото­рое суще­ст­во­ва­ло дол­гое вре­мя, и дни, в кото­рые они соби­ра­лись, назы­ва­ли « Ликур­гида­ми» . Ари­сто­крат, сын Гип­пар­ха, гово­рит, что, когда Ликург умер на Кри­те, те, кто при­ни­мал его у себя, сожгли тело и прах раз­ве­я­ли над морем; тако­ва была его прось­ба, ибо он опа­сал­ся, как бы, если остан­ки его пере­ве­зут в Лакеде­мон, там не ска­за­ли, что, мол, Ликург вер­нул­ся и клят­ва утра­ти­ла свою силу, и под этим пред­ло­гом не внес­ли бы изме­не­ния в создан­ный им строй.

Это сло­во зна­чит «дого­вор», а так­же «изре­че­ние ора­ку­ла».).… - Напев, под кото­рый шли в бой спар­тан­цы, упо­ми­на­ет­ся и у Ксе­но­фон­та (Нума, 12 Лис., 19 . Спар­та была в Гре­ции един­ст­вен­ным государ­ст­вом, забо­тив­шим­ся о сохра­не­нии воен­ных тайн.

…сечь лакеде­мо­нян. - Т. е. спар­тан­цы как вос­пи­та­те­ли и настав­ни­ки всей Гре­ции ответ­ст­вен­ны за ошиб­ки сво­их уче­ни­ков.

Пер­гам - разу­ме­ет­ся не цита­дель Трои и не город в Малой Азии, а одно­имен­ный город на севе­ро-запад­ной око­неч­но­сти Кри­та.

Андрей Тесля

ГОСУДАРСТВО И ПРАВО АРХАИЧЕСКОЙ СПАРТЫ

(IX – VI вв.)

Спартанский солдатик.

Спарта, наряду с Критом, представляет собой уникальное общество, представляющее особенный интерес для историка свидетельство архаического греческого быта. Большинством сведений о Спарте мы обязаны Ксенофонту и Платону, чьи свидетельства относятся к IV в. до н.э., прочие же историки – Плутарх, Страбон, Павсаний – описывали либо то общество, которого уже не было, либо фиксировали то немногое, что в музейной форме сохранялось в Лаконии в римские времена. Консервативность спартанского быта и общественного устройства позволяют нам использовать, во всяком случае, свидетельства Платона и Ксенофонта, для реконструкции социального быта Спарты в эпоху ее расцвета – в VII – VI вв. до н.э., а через это ознакомится и с общими чертами архаичного дорийского полисного устройства. Важно отметить, что более поздние известия затруднительно использовать по той причине, что с течением времени Спарта становилась не только консервативным, но и реакционным обществом. В Лаконии возобладало стремление идти против «духа времени», что привело к попыткам восстановить «добрые нравы» времен Ликурга, выливаясь на практике во множество произвольных восстановлений и псевдо-архаических реформ .

Традиционный образ Спарты рисует нам суровое общество, целиком подчиненное задачам сохранения существующего общественного уклада, растворяющее личность в социальном целом, а высшим идеалом человека ставящее образ совершенного воина, великолепно натренированного, выносливого и бесстрашного в бою – человека, совершенно растворяющегося в своей социальной функции и не имеющего иных измерений собственного существования.

Этот образ во многом верен применительно к ситуации, сложившейся в Спарте к IV в., однако и здесь он страдает значительным упрощением, сводя и без того не слишком разнообразную спартанскую жизнь исключительно к одной плоскости. История Спарты рисует нам значительно более сложный образ. То общество, что для классической Греции служит воплощением консерватизма, в свое время выступало во главе процессов развития греческого общества. Ее застывший образ – не изначально данное состояние, а результат преждевременно (по сравнению с другими греческими полисами) наступившей зрелости, остановки в развитии, обращенной в идеал. С VIII века в Спарте процветают искусства, VII век дарует ей общегреческое значение:

«В архаическую эпоху Спарта… крупный культурный центр, радушно приемлющий чужеземцев, искусство и красоту – все то, что она станет впоследствии непримиримо отвергать. В эту эпоху Спарта – столица греческой культуры, какой Афины станут только в V веке» .

В это время отсутствует та казарменная муштра, что традиционно связана с образом Спарты. Алкман, лаконский поэт VII в., повествует, как современные ему богачи едят «отборные кушанья», тогда как сам он предпочитает простую пищу народа и утоляет голод бобовой кашей. Иными словами, нет здесь и тех обязательных общих обедов (фидитий) с их «черной похлебкой».

Спартанское общественное устройство приходит на смену гомеровскому идеалу. Последний есть образ, диктуемый «рыцарским» обществом – на первом месте индивидуальная доблесть, война ведется в форме отдельных стычек, где главное – личные преимущества, способности, ловкость, сноровка и сообразительность. Уже в ранней архаике на первый план выходит народное ополчение – пешая масса, где главными качествами являются дисциплинированность, стойкость, преданность общему делу – вплоть до готовности пожертвовать собой. Все эти достоинства – обезличенные, требующие в первую очередь научиться себя сдерживать, быть как все, выступая единой фалангой. В осуществлении этого образа Спарта достигает наивысшего возможно совершенства, формируя коллективный идеал полиса , преданности целому . Как отмечает Антониен Марру, «это идеал тоталитарный: πόλις – все для своих граждан, именно государство делает их людьми» .

Тиртей, выразитель спартанского духа, великолепно отражает происшедшую перемену в воинских и социальных ценностях греческого мира:

Общее благо согражданам всем и отчизне любимой

Муж приносит, когда между передних бойцов

Крепости полный, стоит, забывая о бегстве постыдном.

(Пер. В. Латышева)

В это время – в VIII – VI вв. – Спарта формирует, наряду с Ионией, модель греческого полиса – социального целого, охватывающего человека и формирующего его как гражданина, феномен, не сводимый ни к государственной власти, ни к тем или иным отдельным общественным институтам. Полис выступает как то целое, которое для отдельного человека выступает в качестве естественной среды обитания, «обществом-государством», за пределами которого он для себя не мыслим. Вплоть до конца VI века, а во многом и до начала IV столетия Спарта остается живым, многогранным обществом, проходя долгий путь от идеала для значительной части греческого мира к замыканию в себе, от простоты до духовной узости.

Спартанская царская власть по своим корням уходит в микенскую эпоху, что проявляется, в частности, в том, что Агиады – один из двух царских родов – утверждал свое ахейское происхождение. Царей, как уже отмечалось, было два, происходивших из разных родов (в легенде их прародители назывались братьями). Царям было запрещено вступать в брак с чужестранками, дабы предотвратить, как объясняли последующие комментаторы, вхождение спартанских царей в династическую политику и избежать поползновений к тирании. Статус царей несет в себе массу архаичных элементов, к которым может быть причислен и только что приведенный брачный запрет, представляющий собой с этой точки зрения своего рода царскую эндогамию, право брать жен только из числа родов спартиатов. Спартанские цари пользовались на пиршествах двойным кубком и имели право на двойное количество кушаний во время обедов.

С древнейших времен сохранились правила, согласно которым каждый гражданин был обязан отдавать царям определенную часть приплода и урожая. Царь распоряжался имуществом единственной наследницы, если она не имела братьев, назначая ей мужа по своему усмотрению.

Подобно тому, как после смерти спартанца на некоторое время закрывался доступ в то помещение, где он жил, так и после смерти царя закрывался доступ на городские площади и улицы, как если бы он был их собственником. По всей вероятности, данное положение может быть истрактовано так, что ранее царь Спарты считался собственником всей земли государства.

Ряд сохранившихся в классический период норм свидетельствуют, что некогда царь Спарты считался божественным существом, а его власть была неограниченна. По спартанским законам в случае единогласия между двумя царями принятое ими решение имело беспрекословную силу. Сами цари назывались «архегетами»; кроме них этот титул применялся только к богам, также их называли theotimetoi , т.е. «чтимые как боги». По возвращении царей из похода их встречали божественными почестями, а после смерти предпринимались меры к сохранению телу – царей хоронили в меду. Также спартанские цари считались земным воплощением богов Тиндаридов: пока оба царя вместе выступали в походы, за ними несли двойную деревянную икону с изображением богов. После того, как было принято решение, согласно которому в поход мог выступать только один царь, доску, на которую было нанесено живописное изображение, распилили и вместе с царем в поход отправлялась соответствующая ему половина.

Законы Ликурга. К концу IX века, после того, как спартанцы установили контроль над всей Лаконией, включив в свой союз ахейское поселение Амиклы, относятся, вероятно, первые исторически различимые перемены в государственном устройстве. К этому времени, по всей видимости, принадлежит т.н. древнейшая спартанская «конституция», приводимая Плутархом в его жизнеописании Ликурга как ответ дельфийского оракула (т.н. «Большая ретра»):

«Выстрой храм Зевсу Гелланию [Силланию] и Афине Геллании [Силлании], раздели народ на филы и обы, учреди совет из тридцати членов, вместе с вождями, и пусть время от времени народ собирается между Бабикой и Кнакионом. Предлагать законы и собирать голоса должен ты, окончательное же решение должно принадлежать народу» .

Большая древность этого ответа оракула вытекат из того, что во времена классики никому уже не были известны Зевс и Афина под именами Силланиев, а равно никто не мог установить, какие конкретно места называются Бабика и Киакион. Поскольку в данном тексте говориться об учреждении новых об, то это должно относиться к Амикле, включенной в спартанское государство в качестве пятой обы.

Согласно этой «конституции» цари уже утратили свое древнейшее значение и входят наравне с другими двадцатью восемью членами (геронтами) в совет старейшин (герусию). Во власти старейшин находятся основные вопросы управления государством и отправления правосудия, т.е. судебной и административной власти.

Вопрос о «законах Ликуга» – один из наиболее сложных в истории Спарты. Связано это с тем, что уже довольно ранняя традиция, в том числе принадлежащая самому спартанскому обществу, стала увязывать с именем Ликурга установление всего традиционного строя спартанского общества, соединяя элементы, относящиеся к различным эпохам. В наиболее полном виде эта традиция представлена у Плутарха в его биографии Ликурга, хотя сам Плутарх признает, что, «в общем, ни один из рассказов о законодателе Ликурге не заслуживает полного доверия. О его происхождении, путешествиях, смерти, наконец, о его законах и политической деятельности существуют разноречивые показания; но в особенности мало сходства в рассказах о времени его жизни» . В новоевропейской историографии на основании этих разночтений сложилась позиция, вовсе отрицающая факт историчности Ликурга и видящая в нем мифологического персонажа – «культурного героя».

На данном этапе развития исторического знания произошел отказ от подобного гиперкритического подхода. Последнее связано с тем, что многие традиционные свидетельства античной историографии об исторических событиях ранних эпох получили многочисленные подтверждения в ходе последующих исследований на основании археологических данных и материалов эпиграфики. Ныне мировое антиковедение склоняется к признанию Ликурга одним из тех великих античных законодателей, с деятельностью которых связано преобразование полисного устройства их родных городов, подобного Драконту или Солону (хотя и относящегося к более раннему времени).

Если поздняя античная традиция, известная нам касательно Спарты преимущественно через Плутарха и Павсания, не может быть признана адекватной, то тем большую важность при изучении вопроса о законодательстве Ликурга получает обращение к первым греческим свидетельствам о деятельности последнего, которые и послужили основным материалом для последующих, уже эллинистических обработок.

Наиболее раннее свидетельство о Ликурге принадлежит Геродоту, в первой книге своей «Истории» писавшего:

«Прежде у лакедемонян были почти что самые дурные законы из всех эллинов, так что они не общались ни друг с другом, ни с чужеземными государствами. Свое теперешнее прекрасное государственное устройство они получили вот таким образом. Ликург, знатный спартанец, прибыл в Дельфы вопросить оракул. Когда он вступил в святилище, Пифия тотчас же изрекла ему вот что:

Ты притек, о Ликург, к дарами обильному храму,

Зевсу любезный и всем на Олимпе обитель имущим,

Смертный иль бог ты? Кому изрекать прорицанье должна я?

По словам некоторых, Пифия, кроме этого предсказания, предрекла Ликургу даже все существующее ныне спартанское государственное устройство. Но, как утверждают сами лакедемоняне, Ликург принес эти нововведения [в государственный строй] Спарты из Крита. Он был опекуном своего племянника Леобота, царя Спарты. Как только Ликург стал опекуном царя, то изменил все законы и строго следил, чтобы их не переступали. Затем он издал указы о разделении войска на эномотии, установил триакады и сисситии. Кроме того, Ликург учредил должность эфоров и основал совет старейшин [геронтов].

Так-то лакедемоняне переменили свои дурные законы на хорошие, а после кончины Ликурга воздвигли ему храм и ныне благоговейно его почитают» .

Свидетельство Геродота тем более важно для нас, что, по словам Ч. Стара, «Геродот знал Спарту, и притом очень хорошо, еще до того, как Пелопоннесская война замаячила на горизонте, т.е. до того, как афинские предубеждения и афинская идеализация внесли в эту картину серьезные искажения» . Не называя Ликурга по имени, по существу то же сообщение кратко повторяет Фукидид, отмечая, что некогда «Лакедемон… больше всех городов, насколько нам известно, страдал от междоусобных распрей. Однако уже издревле город управлялся хорошими законами и никогда не был под властью тиранов» . Фукидид относит упорядочение гражданской жизни Спарты ко времени за 400 или несколько более лет «до конца этой войны», т.е. к концу IX века.

О Ликурге и его законах писали также Ксенофонт («Лакедемонская полития», трактат посвящен в первую очередь вопросам воспитания спартиатов), Эфор (известный нам в первую очередь по извлечениям и ссылкам на его труды в «Географии» Страбона), Аристотель («Политика», труд особенно ценный для нас, поскольку Аристотель не только излагает общие положения государственного законодательства Спарты, но и ссылается, иллюстрируя их, на конкретные исторические события; также, по ссылкам и некоторым извлечениям, нам известна принадлежащая Аристотелю «Лакедемонская полития», работа, аналогичная случайно уцелевшей и найденной в 1890 г. «Афинской политии»). Этот круг сочинений для нас ценен по преимуществу, поскольку их авторы жили в те времена, когда спартанское общество было живым и цельным социальным образованием, а зачастую они могли также и наблюдать его изнутри. В отличии от них, последующие авторы (Полибий, Страбон, Плутарх, Павсаний) либо наблюдали общество, уже вступившее в стадию разложения и архаизирующих реформ, либо писали с чужих слов. Ценность трудов этих авторов определяется в первую очередь тем, насколько точно и в каком объеме они воспроизводят более раннюю традицию, зачастую непосредственно для нас уже недоступную.

Для нас анализ античной историографической традиции в отношении законов Ликурга важен в том отношении, что все ранние авторы, характеризуя законы, говорят исключительно о государственном устройстве, тогда как последующая традиция (и в первую очередь Плутарх) приписываю Ликургу уже всеобъемлющее преобразование спартанского общества, создание не только оригинальной спартанской социально-экономической системы, но также и системы спартанского воспитания, формирование оснований специфического морального кодекса Спарты. Такой всеобъемлющий характер законодательства Ликурга вызывает некоторые сомнения и у самого Плутарха. Так, описав институт криптий (тайных войн против илотов, объявляемых эфорами), он замечает: «Но, мне кажется, такими бесчеловечными спартанцы сделались после… Я по крайней мере не решаюсь приписать установление такого ужасного обычая, как криптия, Ликургу, принимая во внимание мягкость его характера и его справедливость во всем – качества, засвидетельствованные самим оракулом» . Хотя решающим критическим аргументом для Плутарха выступают соображения морального порядка, тем не менее показательно, что по меньшей мере в одном существенном элементе спартанского общественного устройства он отклоняется от своей общей схемы приписывать его целиком решениям Ликурга. Как отмечает Л.Г. Печатнова, «Ликург в античной традиции постепенно превратился в своеобразного “бога из машины” (deus ex machina), с помощью которого можно было объяснить всю странную и экзотическую коллекцию спартанских законов и обычаев» .

Буквально «ретра» означает «речь», «изречение», «слово». Но данному значению, по видимости, противоречит тот факт, что «Большая ретра» (закон Ликурга) известен нам именно как писанный документ. Следует отметить, что одно не противоречит другому, даже если настаивать на факте записи ретры одновременно с ее принятием. Дело в том, что в греческой культуре – в особенности такого, уже с ранних времен склонного к архаизации, полиса, как Спарта – устные законы пользовались особенным уважением в силу признаваемой за ними особенной древности и прочности, поскольку, по словам Лисия, в случае их нарушения «карают не только люди, но и боги» (Лисий, VI , 10).

Более того, в Спарте использование письменности для любых целей, кроме военно-административной сферы, носило «полуподпольный» характер. В этих условиях происходит распространение термина «ретра» также и на писанные законы, тем более что их формулировка в Спарте обыкновенно носила намеренно краткий характер, подобно речениям древнейших оракулов. Последнее обстоятельство немаловажно, помимо прочего позволяя понять употребление применительно к спартанским законам термина «ретра». Спарта традиционно и гораздо чаще большинства других греческих полисов обращалась к оракулам (преимущественно Дельфийскому) для санкционирования собственных законов или получения ответа в случае внутренних затруднений. Также, согласно преданию, именно из Дельфийского оракула Аполлона происходит и «Большая ретра», врученная Ликургу как ответ божества.

В первую очередь «Большая ретра» предписывает разделить народ на филы и обы. Этот момент следует понимать так, что «Ликург или полностью или частично заменил родовое деление общества на территориальное. Не исключено, что три традиционные дорийские филы были преобразованы таким образом, что, не будучи формально упраздненными, они, тем не менее, оказались включенными в систему нового территориального деления гражданского коллектива» . Тем не менее имеющиеся материалы не позволяют сказать ничего однозначно определенного о том, в чем именно состояло преобразование фил. По версии Николаса Хэммонда, крупнейшего специалиста по истории Спарты периода архаики, речь в «Большой ретре» идет вовсе не о трех родовых филах, а об образовании одноименных территориальных единиц, выделенных по границам уже существующих пяти об, т.е. применительно к законам Ликурга речь должна вестись о «фило-обовой» системе. Тем самым армия теперь организовывалась уже по территориальному принципу, а целью всей реформы было разделить «поперечной линией» три родовые филы и включить в каждую территориальную филу лиц разной родовой принадлежности. Для компромиссного характера законодательства Ликурга, тем не менее, характерно, что реформа не вела к насильственной ликвидации родовых фил – напротив, последние сохранили свое влияние во многих сферах социальной жизни, в особенности в столь важной для спартиатов религиозно-ритуальной области, утратив свое административное значение. Таким образом, если версия Н. Хэммонда верна, то мы имеем дело с ранней законодательной реформой, по типу весьма схожей с реформой Клисфена в Афинах конца VI в. .

В качестве основного правительственного органа «Большая ретра» называет совет старейшин (герусию) во главе с царями. Нам ничего не известно о характере герусии до Ликурга, однако само упоминание ее в ретре означает факт кардинальной реформы данного учреждения. В первую очередь была установлена ее численность – 30 человек, что по всей видимости восходит к древнему делению спартанского общества на три родовые филы. Вероятно, Ликург отменил комплектование герусии по родовому признаку и ввел принцип сословного комплектования высшего государственного органа Спарты. По всей видимости достоверно предание, сообщаемое Аристотелем и воспроизводимое Плутархом, по которому первоначально в герусию вошли сотоварищи Ликурга, поддержавшие его в деле реформирования государства . После Ликурга герусия комплектовалась исключительно по сословному принципу – в нее из поколения в поколение попадали члены одних и тех же родов вне зависимости от принадлежности их к той или иной родовой филе. С учреждением герусии в такой форме Спарта превратилась в полис с аристократической формой правления. По всей вероятности к тем же временам восходит и процедура избрания геронтов, описанная Плутархом:

«Когда народ успевал собраться, выборные запирались в одной комнате соседнего дома, где не могли никого видеть, так же, как никому нельзя было видеть их. До них могли доноситься только крики собравшегося народа: как в этом случае, так и в других он решал избрание криком. Избираемые выходили не сразу, но поодиночке, по жребию и шли молча через все собрание. У тез, кто сидел запершись в комнате, были в руках дощечки для письма, на которых они отмечали только силу крику, не зная, к кому он относится. Они должны были записать лишь, как сильно кричали тому, кого выводили первым, вторым, третьим и т.д. Того, кому кричали чаще и сильнее, объявляли избранным» .

В герусию помимо геронтов входили также два царя, названные в «Большой ретре» именем «архагетов». Возможно, таким образом они были названы именно как члены и председатели герусии – в таком случае это титул, означающий «основатель», «устроитель», указывает на статус царя в герусии – первый среди равных и не более. В таком случае смысл данного постановления «Большой ретры» может быть истолкован как поставление царей в качестве членов герусии под власть гражданской общины, к чему подталкивает и звучание заключительных положений ретры.

Далее речь идет о том, чтобы народ собирался на апеллу – народное собрание. Указание на время («время от времени») и на место («между Бабикой и Кнакионом») говорит о превращении прежней сходки воинов гомеровских времен в народное собрание уже полисного типа. Указание на время – «время от времени» – не может быть, по всей вероятности, истолковано как установление какого-либо правильного промежутка между собраниями. Данная формулировка должна быть истолкована как указание на постоянный, упорядоченный характер собраний, становящихся чертой правильного гражданского быта, а не собираемых только в экстренных и каких-либо экстраординарных ситуациях.

Народное собрание выступает как высшая инстанция, утверждающая или отклоняющая предложенные на ее решения вопросы. Плутарх следующим образом описывает организацию работы апеллы:

«В Народных собраниях никто не имел права высказывать своего мнения. Народ мог только принимать или отвергать предложения геронтов или царей» .

Таким образом, Народному собранию представлялись решения, подготовленные герусией – аналогично тому, как проекты постановлений Народного собрания в Афинах составлялись Буле. Но если в Афинах в случае отсутствия проекта Буле начиналась открытая дискуссия и подготовка текста закона по ходу ее, то в Спарте функция апеллы заключалась исключительно в принятии либо отклонении предложенного проекта.

Вероятно, однако, данного запрета законодательной инициативы в первоначальном законодательстве Ликурга не было – оно возникло только как результат значительно позднейшего толкования «Большой ретры», в силу своей природы краткого и недетализированного акта. В первоначальных условиях, весьма схожих с воинской сходкой, каждый спартиат, хотя и имел право вносить предложения , практически им не пользовался, руководствуясь сложившейся традицией, когда предложения формулировались старейшинами – позднее данная практика приобрела форму законного порядка.

Как бы то ни было, законы Ликурга выдели Народное собрание и из органа, подчиненного царям и совету старейшин (родовых), превратили его в институт, обладающий высший государственной властью.

Ни один из институтов, перечисленных в «Большой ретре», не является нововведением Ликурга – все они принадлежат традиционному строю архаичного общества. Значение законодательства Ликурга не в институциональных новациях, но в консолидации архаичного полиса, благодаря этому сумевшему избежать тяжелого периода как крайностей олигархического правления, так и тираний. Сутью реформ было не ликвидация политических преимуществ аристократии (как то позднее осуществит тирания), а, напротив, превращение всего спартанского народа в правящее сословие. Но тем самым начался и довольно быстро стал продвигаться процесс замыкания сословия полноценных граждан от иных социальных групп населения.

Законодательные новации Ликурга вызвали занчительное противодействие в спартанском обществе, которое в конечном счете привело к тому, что Ликург был вынужден удалиться в изгнание, в котором и умер, а античная традиция свидетельствует о присущем ему глубоком беспокойстве за судьбу своих реформ. О смерти Ликурга Плутарх рассказывает:

«…Взяв клятву с царей и старейшин, затем со всех граждан в том, что они будут твердо держаться существующего правления, пока он не вернется из Дельф, Ликург уехал в Дельфы. Войдя в храм и принесши богу жертву, он вопросил его, хороши ли его законы и в достаточной ли мере служат к счастью и нравственному совершенствованию его сограждан. Оракул отвечал, что его законы прекрасны и что с его стороны государство его будет находиться на верху славы, пока останется верным данному им государственному устройству. Он записал этот оракул и послал его в Спарту, сам же принес богу вторичную жертву, простился со своими друзьями и сыном и решил добровольно умереть, чтобы не освобождать своих сограждан от данной ими клятвы. […] Он уморил себя голодом в том убеждении, что и смерть общественного деятеля должна быть полезна государства и что самый конец его жизни должен быть не случайностью, а своего рода нравственным подвигом… [ …]

По словам Аристократа, сына Гиппарха, когда Ликург умер…, его друзья сожгли его труп и, по завещанию, бросили пепел в море: он боялся, что его останки перенесут в Спарту, вследствие чего спартанцы сочтут себя свободными от клятвы и сделают перемены в данном им государственном устройстве под предлогом того, что он вернулся на родину» .

Консолидация полиса дала Спарте внутреннюю стабильность и примирение конфликтов в среде спартиатов, что в свою очередь позволило укрепить господство над Лакедемоном и силы перейти к внешней экспансии, вылившейся в I -ю Мессенскую войну.

Государственные реформы в Спарте после Ликурга. Сохранившиеся свидетельства, в первую очередь замечания Аристотеля , говорят о том, что социальный и политический строй Спарты после смерти Ликурга не отличался особенной стабильностью (о том же, кстати, говорят и приведенные выше предания о смерти Ликурга). Скорее всего к концу VIII в., после I -й Мессенской воный, в Спарте разразился серьезный политический кризис, сопровождавшийся заговором парфениев , а некоторые, «терпя бедствия из-за войны, требовали передела земли» . В 30-е – 20-е гг. VIII в. принимается и наиболее значительная поправка к «Большой ретре», инициаторами которой Плутарх называет царей Полидора и Феопомпа. Согласно Плутарху, они «сделали следующую прибавку: “Если народ постановит дурно, царям и старейшинам уйти”, другими словами, они не должны были утверждать его [т.е. народа, апеллы – А.Т. ] решений, а вообще распустить собрание, объявить закрытым, так как оно приносило вред, искажая и извращая их предложения» .

Принятие данной поправки изменило расстановку сил в спартанском государственном устройстве, выведя на первый план герусию, наделенную правом veto . Согласно П. Оливе, такая реформа стала возможной в результате I -ой Мессенской войны, от которой наибольшие выгоды и усиление влияния приобрели аристократические роды – т.е. те, кто был представлен в совете старейшин . Поправка, согласно преданию, получила санкцию дельфийского оракула, о чем свидетельствуют дошедшие до нас строчки Тиртея. Первые шесть строк известны нам через Плутарха, приводящего их в соответствующем разделе биографии Ликурга:

Те, кто в пещере Пифона услышали Феба реченье,

Мудрое слово богов в дом свой родной принесли:

Пусть в Совете цари, которых боги почтили,

Первыми будут; пускай милую Спарту хранят

С ними советники-старцы, за ними – мужи из народа,

Те, что должны отвечать речью прямой на вопрос .

Этот фрагмент выстраивает, казалось бы, вполне ясную иерархию в рамках спартанского общества: на первом месте – цари, «почтенные богами», затем – геронты и на последнем месте – «мужи из народа», имеющие право только прямо отвечать на заданный им царями и геронтами вопрос. Однако смысл фрагмента существенно меняется, если добавить к нему еще четыре строчки Тиртея, сохранившиеся у Диодора Сицилийского:

“Пусть [мужи из народа] только благое вещают и правое делают дело,

Умыслов злых не тая против отчизны своей, –

И не покинет народ тогда ни победа, ни сила”

Такую волю явил городу нашему Феб .

Если мы согласимся с тем, что оба фрагмента подлинные – а крупнейший отечественный специалист по истории Спарты периода архаики и классики Л.Г. Печатнова, вместе со значительным числом западных антиковедов, придерживается такого мнения – то вывод об однозначном характере иерархии в спартанском обществе представляется куда более сложным и первый порядок может быть скорее отнесен к порядку ритуала и сакрального действа, имеющего большое, но не тотальное значение и не могущего быть перенесенным на общую расстановку сил в спартанском полисе.

Царю Феопомпу традиция также приписывает и учреждение эфората. Мнение Аристотеля подтверждается также и тем обстоятельством, что «Большая ретра» не упоминает об этом институте. Противоположное суждение, доносит Геродот, более ранний автор, относя эфорат к числу Ликурговых учреждений, правда, ссылаясь при этом только на мнение самих спартанцев («как утверждают сами лакедемоняне») .

Видный отечественный антиковед С.Я. Лурье полагал, что эфорат – учреждение очень древнее, восходящее еще к доликурговым временам. Уже вероятно с микенских времен в Спарте, полагал С.Я. Лурье, существовала должность «звездоглядов», «наблюдателей» (эфоров). Так же, как и в ряде других примитивных обществ, спартанские цари, в качестве священных, «божественных» фигур имели ограничение своей власти в виде «соответствия» воле неба, которая должна была подтверждаться через определенный срок. Каждые восемь лет в Спарте эфоры уходили в святилище Пасифаи и наблюдали за небом – в случае, если падающая звезда пронесется в определенном направлении, то царь должен быть смещен. Вполне понятно, что во времена смут должность эфоров должна была приобретать все большее значение. Уже в древности цари, отправляясь в поход, передавали эфорам свои судебные полномочия . Реформа Феопомпа, на взгляд С.Я. Лурье, состояла в том, что отныне они стали выбираться, а не назначаться царем и получили куда большую автономию по отношению к нему , что позволило им в дальнейшем стать фактическими руководителями Спарты.

Тем не менее на данном этапе историческая наука вернулась к признанию в качестве наиболее вероятной к версии Аристотеля, писавшего о том, что Феопомп пошел на компромисс и согласился ограничить царскую власть «различными мерами, в том числе учреждением должности эфоров; ослабив значение царской власти, он тем самым способствовал продлению ее существования, так что в известном отношении он не умалил ее, а, напротив, возвеличил. Говорят, что это он ответил своей жене, которая сказала ему, не стыдно ли ему, что он передает своим сыновьям царскую власть в меньшем объеме, чем унаследовал от отца: “Нисколько не стыдно, так как я передаю ее им более долговечной”» .

Первоначально коллегия из пяти эфоров должна была исполнять обязанности царя во время его отсутствия. Число эфоров, по всей видимости, было определено исходя из числа спартанских об, по одному от каждой. Эфоров назначали цари из числа своих родственников или друзей, т.е. ими могли становиться только лица знатного происхождения, по аналогии с критскими космами, с которыми сопоставлял эфоров уже сам Аристотель . Когда произошел переход к выборности эфоров, сказать на основании имеющихся данных затруднительно, но по всей вероятности это событие приходится на период II -ой Мессенской войны, самого сложного и затяжного военного конфликта, в который была вовлечена Спарта, породившего также опасные для самого существования полиса внутренние волнения. Став выборной, должность эфоров обособилась, как то отмечал и С.Я. Лурье, от царской власти, став новым «центром силы». Эта трансформация, во всяком случае, должна была произойти гораздо ранее середины VI в., когда эфорат выступает уже как вполне независимая сила со своими интересами и способами действия.

Реформы эфора Хилона. Т.н. «реформы Хилона» имеют ключевое значение в истории Спарты – они завершают процесс складывания спартанского государственного устройства, а во многом и общественных моделей поведения и ведут к созданию Спарты как полиса классической эпохи .

О самом Хилоне нам известно довольно мало. Классическая традиция называет его одним из семи мудрецов , а Диоген Лаэрций в своей истории философии приводит некоторые сведения биографо-анекдотического порядка , что свойственно и его сочинению в целом. Нам не известно достоверно, в чем именно заключались реформы, связываемые античной традицией с его именем. Вероятно, это был переход председательства на народном собрании и в герусии от царям к эфорам, закрепивший фактическое положение их власти. Была также установлена ежемесячная клятва между царями и эфорами, причем, как сообщает Ксенофонт, эфоры клялись от имени гражданской общины, цари же – от собственного имени . Подобные клятвы не были редкостью в тех греческих общинах, где сохранялась царская власть, однако, по-видимому, нигде они не проводились так часто – ежемесячно, что свидетельствует о чрезвычайном недоверии спартанского общества (или по меньшей мере той его части, чье мнение выражали эфоры) к царям.

С Хилоном, возможно, связаны и т.н. «малые ретры», о которых сообщает Плутарх, приписывая их издание Ликургу. Последняя атрибутация однозначно признается ныне неверной, поскольку ей противоречит не только содержание – сознательная архаизация спартанского общества и стремление к установлению внешнего равенства между его членами – но и сама форма, в которую заключены данные постановления. Плутарх следующим образом передает их содержание:

«Одна из его [т.е Ликурга – А.Т. ] “ретр”… запрещала иметь письменные законы, другая была направлена против роскоши. Крыша в каждом доме могла быть сделана только одним топором, двери – одною пилою; пользоваться другими инструментами запрещалось. [ …]

Известна также третья “ретра” Ликурга, где он запрещает вести войну с одними и теми же неприятелями…» .

Если «Большая ретра» сформулирована как изречение оракула, то «малые ретры» по своей форме напоминают скорее ясные и четкие рескрипты, направленные на регулирование общества в известном направлении. В отличие от ранних законов они обладают однозначностью и вместе с тем привычной для спартанских документов лаконичностью формулировок. Хотя не известно, имел ли к их изданию отношение Хилон, во всяком случае появились они не ранее VI в. по инициативе эфоров .

Особенно показательна вторая из «малых ретр», направленная на регулирование вида спартанского жилища. Ограничение используемых инструментов фактически означало запрет на создание тех или иных из удобств, какими могли обеспечить себя сравнительно более состоятельные спартиаты. Все жилища гомеев (раных) должны были иметь одинаковый простой, сельский вид времен архаики, и во многом это стремление законодателя осуществилось – во всяком случае нам ничего не известно о существовании в Спарте дворцов или сколько-нибудь выделяющихся по внешнему виду и благоустройству жилищ.

Вопрос о «реформах Хилона» тесно связан с так называемой теорией «переворота VI века», согласно которой в этот период в спартанском полисе происходит целостная консервативная реформа, берут верх милитаристские элементы, настроенные на замыкание Спарты от внешнего мира и в именно в этот период формулируются те положения, которые в последующем (через искусственную архаизацию или намеренное фальсифицирование, «удлинение» истории Спарты) будут связаны с именем Ликурга .

Действительно, на VI век приходится затухание ранее довольно интенсивной культурной и художественной жизни Спарты. Перемена ощущается даже в списках победителей на Олимпийских играх. Победы спартиатов «резко прекращаются» после 576 года – «таковую можно отметить только в 552, потом можно насчитать отдельных двенадцать побед, равномерно распределенных по промежутку 548 – 400 гг., и, наконец, одну в 316» .

Если изоляционистских, а во многом и ксенофобских тенденций в спартанском обществе отрицать невозможно, то нельзя согласиться с теорией, утверждающей резкий и радикальный характер происшедшей перемены, будто бы прервавшей постепенное и вполне традиционное развитие спартанского общества, аналогичного до того момента иным греческим полисам. На наш взгляд более верно говорить о постепенном нарастании такого рода процессов, заложенных отчасти уже в раннем законодательстве Ликурга, а в особенности с теми социальными традициями и ценностями, что были присущи спартанскому обществу уже с VIII – VII вв.

Чем более интенсивно меняется окружающий греческий мир, тем более заметным становится отличие спартанского общества и тем более последнее – избрав в качестве модели социального развития стабильность и замкнутость правящего слоя, покоящиеся на изоляционизме от иных групп и их в том числе насильственном вытеснении или подавлении – тем более спартанское общество начинает обособляться от окружающего мира, начинает движение в сторону как сознательной, так и бессознательной архаизации. И значительную роль в этом процессе сыграло становление эфората – учреждения, охватывающего все стороны гражданской жизни, способного поставить их под свой контроль, и в первую очередь процесс воспитания спартиатов .

Общая характеристика спартанского общества. Система воспитания. Внутри спрартанского общества не было demos ’а в античном понимании этого слова – т.е. «народа» в смысле противопоставления большей части полноправного в гражданском плане населения небольшой группе знатных и богатых. Реформа Ликурга и последовавшие за ней частные меры привели к расширению аристократии, в юридическом смысле, таким образом, что она включила в свой состав все полноправное население, образов сословие спартиатов или гомеев (равных).

В результате внутренней эволюции VIII – VI вв., вызванной во многом обстоятельствами двух мессенских войн, Спарта преобразилась в военный лагерь, а ее граждане – в военную касту, от спаянности и единомыслия которой зависело выживание государства. Идеология братства и сотрудничества стала основной в спартанском обществе, вытесняя на второй план и вовсе ставя под подозрение в качестве социальных ценностей такие преимущества, как богатство или знатность. Последняя в Спарте не оспаривалась, но явно не почиталась как самодостаточное решающее основание для первенства в обществе – самый знатный спартиат для того, чтобы получить права гражданина, должен был успешно пройти весь положенный путь воспитания. Знатность, разумеется, давала некоторые преимущества – и подчастую довольно значительные – но для того, чтобы реализовать их, спартиат должен был подтвердить свой гражданский статус всем образом жизни, поведением в соответствии с правилами, признаваемыми равно обязательными для всех.

Культура греческого полиса

Ахейцы и другие греческие племена селились в долинах среди гор, ставших естественной защитой и границей поселений. С их вершин открывался широкий обзор всей прилегающей территории, а также моря, откуда всегда можно было ожидать пиратского нападения. Поэтому складывается не целостное государство, а отдельные полисы, куда входили административный центр с крепостным укреплением (акрополем) и окрестные крестьянские поселения. Полис легче защищать, им проще управлять, но одновременно полисы были разобщены, они постоянно соперничали и враждовали друг с другом. Все это ложилось в основу развития особого менталитета полисного человека с его азартом соревновательности и воинственности. Поэтому, говоря о культуре Греции, всегда приходится уточнять, о народе какого полиса идет речь: о беотийцах, лидийцах, спартанцах или афинянах.

Еще в период архаики сформировались особая полисная форма управления и уклад жизни. Долгое время у власти были аристократы (греч. aristos “лучший”+ kratos “власть”), получившие со времен распада общинного строя влияние, собственность, а потом и землю. Но постепенно бразды правления перешли к тиранам (этрусск. tiran “господин”, “госпожа”) - выбранным из среды народа правителям, вершившим свою власть единолично. Были, конечно, и такие полисы, где власть принадлежала группе богатых или наиболее значительных людей - олигархов (греч. oligos “немногие” + arche “власть”). Своеобразный характер носила монархия Спарты. Там были два царя, власть которых ограничивалась наблюдательным органом - эфоратом (греч. ephoroi “наблюдатель”).

Но все-таки постепенно, шаг за шагом во многих полисах и прежде всего в Афи нах возникает величайшее изобретение греческой античности - демократия (VI век до н. э.).

Перевод этого слова известен - “власть народа”. Однако при всех достижениях государственности власть никогда не могла принадлежать всему народу целиком - это было возможно лишь в первобытном обществе, основанном на кровнородственных связях. В Греции же, как в любом государстве, кровное родство не влияло на отношения людей, населявших полис. О равенстве также не могло быть речи. Власть принадлежала только “гражданам” полиса, а среди них первоначально выделялись две категории людей: “были благородные, потомки первых поселенцев страны, членов кланов... Эти благородные, они же и богатые одновременно, обрабатывали землю большей частью сами с членами своего “дома” . Кроме них, были другие свободные граждане города, мелкие собственники земли, ремесленники, которые “всегда были на волосок от рабства, являясь обладателями только своих рук” [там же, с. 142].

Пока Греция не знала денег, люди жили в условиях натурального хозяйства и обмена, хотя уже делались попытки этот обмен упорядочить. Мерой стоимости выступали волы. Об этом говорится у Гомера в “Илиаде”: на одного из героев, Главка, Зевс наслал временное помешательство, и

Он Диомеду герою доспех золотой свой на медный,

Во сто ценимый тельцов, обменял на стоящий девять.

Там же упоминаются медные и железные бруски, служившие для расплаты:

Остальное вино пышнокудрые дети ахейцев

Все покупали, платя кто железом, кто яркою медью,

Кто же бычачьими шкурами, кто и самими быками

Или рабами - людьми...

Железо и медь иногда имели форму прута, их сначала называли вертелами , позже - оболом, а горсть оболов - драхмой. Но это еще не деньги в их прямом виде: настоящие деньги должны иметь на себе государственную печать, гарантирующую их вес и чистоту.

Впервые деньги появились в малоазийской части Греции, в Лидии (VII век до н. э.). Их изготовляли из металла, который называли электроном. Это было золото, смешанное с серебром: добывавшееся у реки Пактол золото содержало от 25 до 95 % примеси серебра.

Деньги изменили отношения между людьми в обществе: возникло торговое сословие, появились ростовщики, получающие прибыль из самих денег, а с этим - и возможность накапливать состояние, не подверженное порче, как другие продукты труда. Следом появляется долговое рабство, а затем начинаются гражданские войны, выходом из кровавого драматизма которых стало возникновение демократии, достигшей своего расцвета в Афинах уже в период классики.

У истоков демократии в Афинах стоял Солон, которого можно считать основателем политической культуры, поскольку его реформы были направлены на создание в Афинах общества гуманизма и справедливости. Конечно, это был гуманизм античности, во многом не совпадающий с современными представлениями, но шаг вперед, который сделал Солон, не сравним с самыми просвещенными и мудрыми утопиями Востока. Греческий историк Плутарх (ок. 45-ок. 127) писал: “...Когда его (Солона) спросили, самые ли лучшие законы он дал афинянам, он ответил: “Да, самые лучшие из тех, которые они могли принять”. Сам же Солон сказал о себе: “Я принуждение с законом сочетал!” . По свидетельству того же Плутарха, “там, где дело обстояло вполне хорошо, он не применял врачевания и не вводил ничего нового из опасения, что, “если в государстве перевернуть все вверх дном, то у него не хватит сил поставить все на место и упорядочить наилучшим образом” [там же].

Солон начал реформы в 594 году до н. э. с отмены долгового рабства, запретив давать взаймы под залог людей. Этот закон стал основой будущего права во всей Аттике, центром которой являлись Афины. Кроме того, он ввел закон, позволяющий делить имущество после смерти отца семейства (это положило начало дроблению крупной собственности и попытке уравнять людей в обществе). При Солоне закончилась власть “благородных” аристократов: к участию в управлении стали допускаться и те, кто находился на самой низкой ступени среди свободных. Главное место в полисе еще занимали богатые люди, но на них лежали и самые тяжкие обязанности. Об этом подробно упоминает Плутарх: “Солон ввел оценку имущества граждан. Тех, кто производил в совокупности пятьсот мер продуктов, как сухих, так и жидких, он поставил первыми и назвал их “пентакосиомедимнами” (т.е. пятисотниками.- А. Б.); вторыми поставил тех, кто мог содержать лошадь и производить триста мер; этих назвали “принадлежащими к всадникам” (или гиппеями.- А. Б.); “зевгитами” были названы люди третьего ценза, у которых было двести мер тех и других продуктов вместе. Все остальные назывались “фетами”; им он не позволил исполнять никакой должности; они участвовали в управлении лишь тем, что могли присутствовать в народном собрании и быть “судьями” . Вот как определялся тот или иной ценз: те кто получал 500 медимнов зерна (1 медимн = 52,5 литра) или столько же метретов (1 метрет = 39 литрам) оливкового масла, относились к первому классу, зевгиты должны были обладать упряжкой из двух волов и тяжелым вооружением, феты же были ремесленниками. Занимать высокие посты в государстве могли только первые три категории (пятисотники, всадники, зевгиты), феты же участвовали в народном собрании и суде.

Сердцем греческой культуры, средоточием ее лучших достижений, “Элладой Эллад” были Афины в период расцвета демократии.

Основу полисной демократии составляли земельные собственники, обладающие правом голоса. После гражданских войн и реформ Солона все большая часть свободных обретает это право, но все-таки в управлении участвовали немногие: только 28% взрослого мужского населения могли голосовать, причем только те, кто владел землей и достиг 20-летнего возраста. Переселенцы из других областей - метеки, занимавшиеся ремеслом и торговлей, были лишены политических прав: они считались свободными, постоянно жили в Афинах, но не имели гражданства. Избранным мог стать мужчина, достигший 30-летнего возраста и удовлетворяющий всем названным требованиям. Рабы же вообще не воспринимались как люди, их считали говорящими орудиями труда даже такие крупные ученые, как Аристотель.

Совершенно бесправны были и женщины, поскольку не обладали земельной собственностью. Они не участвовали в делах своих мужей почти не появлялись на пирах и празднествах, должны были ходить по улице с закрытым лицом и проводили свою жизнь на геникее (женской половине дома), занимаясь домашним хозяйством и воспитанием детей.

Главным органом управления в полисе было общее собрание. “Общие собрания созывались до 40 раз в году; они вызывали живейший интерес афинян и порой происходили очень бурно” . В остальное время руководство осуществлял сначала, во времена Солона Совет четырехсот, затем Совет пятисот. Для управления наиболее ответственными сторонами афинской жизни, например, финансами, религиозными обрядами, командованием войсками отдельно избирались архонты (греч. “регент”). Они должны были выдержать специальный экзамен, дававший им право на эту должность. Остальные члены Совета избирались по жребию, а чтобы не было искушения злоупотребить властью, “закон запрещал повторно избирать одного человека на ту же самую должность” .

Стать членом Совета считалось делом почетным, угодным богам Избранные в него лица носили миртовые венки, имели особые места на всех празднествах и собраниях, на период своего избрания освобождались от военной службы. Оказаться же тем, кто не оправдал надежд, оскандалился, было позором. За некоторые проступки виновных подвергали остракизму (греч. ostrakon “черепок”) - осуждению на десятилетнее изгнание. Решение об этом принималось так: каждый, обладавший правом голоса, писал на глиняном черепке имя человека, по его мнению, опасного для народа, и тот, чье имя встречалось чаще, изгонялся.

Особенности общественной организации греческого общества повлияли на обычаи, традиции, нормы морали и даже на искусство. Некоторые европейские теоретики (К. Леви-Строс, например) считают, что поведение человека можно определять по его основной мотивации - это может быть “культура стыда” или “культура вины”. “Культура вины”, характерная более для христианства, обращена к “голосу совести”, то есть к внутреннему суду над собой, тогда как “культура стыда” ориентирована на оценку поведения человека извне, членами той или иной социальной группы. В этом случае “в качестве основных мотивов поведения... выступают подражание лучшим (тем, кто считается лучшим) и соперничество. ...Чувство внутренней греховности было чуждо грекам. Но им было в высшей степени присуще чувство стыда перед согражданами. ...Боязнь стыда, страх показаться глупым или смешным принадлежали к числу важнейших мотивов, определявших поведение древнего грека в обществе. Другой стороной этого было стремление к первенству, к тому, чтобы стать лучшим среди многих” .

Это объясняет и спортивные традиции греков, многие из которых имели культовый характер. Олимпийские игры, посвященные Зевсу, впервые состоялись в 776 году до н. э. С этого времени каждые четыре года прекращались военные конфликты и со всей Эллады собирались те, кто мог во славу Зевса и своего полиса продемонстрировать силу, ловкость и талант, утвердить физические достоинства человека - аретэ - и получить их публичное признание. Участниками и зрителями могли быть только свободные греки, полноправные граждане, не запятнанные пролитием чьей-либо крови. Олимпийские игры включали атлетические и конные соревнования, состязания вестников и трубачей. После взрослых мужчин соревновались мальчики. Выступали также ученые и люди искусства, и хотя им не присуждались победы, они имели великолепную возможность познакомить со своими творениями тысячи людей, а их слава становилась достоянием всей Эллады. Победа на Олимпийских играх считалась победой полиса, а не отдельного человека. Победитель становился героем, его венчали лавровым венком или венком из ветвей оливы, чествовали как человека, которому покровительствует Зевс, в особых случаях на родине ему сооружали памятник. Для греков это было большой честью и служило подтверждением их значимости для общества. Даже известные философы, такие, как Сократ и Платон, участвовали и одерживали победы в разных соревнованиях на Олимпийских играх.

Дух соревновательности царил также в области науки, риторики и политики и даже на общих собраниях. Любой член полиса, участвовавший в обсуждении общественных проблем, мог высказать свое мнение и даже склонить голосующих на свою сторону, повлиять на решение, состязаясь с другими в красноречии и ораторском мастерстве, которому обучались у софистов (греч. sophos “мудрый”). Для этого оратор должен был обладать любовью “к красивому слову, пространной и пышной речи, изобилующей разнообразными эпитетами, метафорами, сравнениями” , а также уметь логически мыслить и аргументированно излагать мысли, опровергая доводы противников.

Главное значение придавалось судебным речам. Греческий суд был так же публичен, как и вся общественная жизнь. В Греции не существовало института прокуроров: обвинителем мог выступать любой человек, а защитником был сам обвиняемый: “выступая перед судьями, он стремился не столько убедить их в своей невиновности, сколько разжалобить, привлечь их симпатии на свою сторону” . Историк и теоретик риторики эпохи эллинизма Дионисий Галикарнасский (I век до н. э.) писал: “Когда судьи и обвинители - одни и те же лица, необходимо проливать обильные слезы и произносить тысячи жалоб, чтобы быть с благожелательностью выслушанным” [там же].

В это же время вырабатываются правила создания и произнесения речей. Один из известных ораторов-софистов, Горгий (485- 380 до н. э.) советовал ораторам: “Серьезные доводы противника опровергай шуткой, шутки - серьезностью”. Он выработал особые приемы речи: повторы, симметрично построенные фразы, особый ритм. Вот пример, который не только демонстрирует красоту речи древнего оратора, но и подтверждает представление об особом менталитете афинского гражданина - стремлении к славе: “Славой служит городу смелость, телу - красота, духу - разумность, речи приводимой - правдивость; все обратное этому - лишь бесславие” . Великий политический деятель и оратор Демосфен (384-322 до н. э.) сделал каждое свое выступление необыкновенно живым, поскольку он использовал не только логику и правила построения речи, но и интонации, мимику, жестикуляцию, чем производил на слушателей сильное впечатление.

Все особенности отношений между людьми греческого полиса воспитывали особое чувство патриотизма, которое никогда не было показным,- об этом говорят ораторы, это чувствует каждый эллин, об этом пишут поэты:

И достохвально и славно для мужа за родину биться,

Биться за малых детей, за молодую жену

С ворогом злым. Смерть тогда лишь наступит, когда нам на долю

Мойры еенапрядут...

Пусть же с подъятым копьем

Каждый стремится вперед и щитом свою грудь прикрывает,

Мощную духом, едва жаркий завяжется бой!

(Каллин, VII в. до н. э.)

Доля прекрасная - пасть в передних рядах ополченья,

Родину-мать от врагов обороняя в бою;

Край же покинуть родной, тебя вскормивший и хлеба

У незнакомых просить - наигорчайший удел.

(Тиртей, VII в. до н. э.)

Так писали в период архаики, а в эпоху расцвета греческой культуры эти мотивы стали главным смыслом отношений каждого эллина со своим полисом; позором покрывал себя тот, в ком не было любви, почтения и гордости за свою родину. Эти качества греков не были случайным проявлением характера. Общество сознательно и самыми разными способами развивало и укрепляло их в своих гражданах.

В каждой культуре существует какая-либо основа для сохранения основных общественных ценностей, поддержания традиций: религия, ритуалы, моральные нормы, система образования.

В Афинах практически все свободные граждане были грамотны, даже женщины обучались в начальной школе чтению, письму и счету. Образование было трехступенчатым. Сначала шестилетние дети в сопровождении домашнего раба - педагога (букв. “ведущий ребенка”) ходили к учителю, а после занятий получали от своего педагога небольшое количество лакомств. Изучали три предмета: грамматику, куда входили чтение, письмо и счет, музыку - учились играть на кифаре (род лиры) - и гимнастику. Учебников не было, читали главным образом тексты Гомера, а писать учились по прорисям - прорезанным в пластинках в виде трафарета изображениям букв, которые обводились острой палочкой на восковом покрытии дощечки для письма. Когда рука привыкала делать нужные движения, трафарет убирали.

Отроки поступали в гимнасии (спортивные школы) для физического совершенствования и воспитания мужества, позднее в них ввели другие обязательные предметы - “мусические” искусства (их покровителем считался Аполлон Мусагет и музы): “они включали знание различных видов поэзии, музыкальной теории, умение играть на музыкальных инструментах (кифаре, лире, флейте) и, наконец, танец, обычно сопровождаемый пением (хорея)” . Греки считали, что человека, не понимающего музыку, нельзя брать в ряды воинов, поскольку он может предать, ему нельзя доверить раненного в бою или воспитание ребенка, так как он не умеет сопереживать и сочувствовать.

Высшее образование, начиная с V века до н. э., можно было получить у софистов, преподававших риторику, а позднее - философию. Для греков главным было не обладание разнообразными сведениями о мире, а гармоническое сочетание физического и духовного начал.

Греческая культура была преимущественно мужской культурой. Это происходило не из-за того, что постоянные войны ставили в центр внимания мужчину и воина; не потому, что в народном собрании участвовали только мужчины, но, в основном, потому, что собственностью с давних времен владели лишь мужчины, так как еще древнейшие племена ахейцев имели патриархальную организацию общества. Всегда и везде главным героем был мужчина, и все искусство прославляло образ гражданина, героя, воина.

Министерство образования и науки Российской Федерации

Государственное образовательное учреждение высшего

профессионального образования

«Вятский государственный гуманитарный университет»

Юридический факультет

Контрольная работа

По дисциплине: История государства и права зарубежных стран

Тема: Общественные и государственные институты Спарты (по трудам Плутарха и Аристотеля)

Выполнил студент

заочной формы обучения

группа: ЮБ

Бушуев Алексей Юрьевич

Преподаватель:

Введение

1.Общественные институты Спарты (по трудам Плутарха и Аристотеля)

1.1 Общественный строй Спарты

2 Воспитание спартиатов

2.1 Высшие органы государственной власти в Спарте

2.2 Институт царской власти. Военные должности

Заключение

Введение

Государства древней Греции, развивавшиеся в преемственном соприкосновении с древнейшими цивилизациями, внесли выдающийся вклад в мировую культуру. Наследие античности, особенно в области философии, искусства и права, составило основу европейской цивилизации. В этой связи проблематика греческих государств занимает особое место. Слава Спарты - пелопонесского города в Лаконии - в исторических хрониках и мире очень громка. Это был один из самых известных полисов Древней Греции, который не знал смут и гражданских потрясений, а его армия никогда не отступала перед врагом. Военная мощь и высокая организация спартанских войск не вызывали сомнения, а общественная жизнь Древней Спарты была нацелена на поддержание постоянной боевой готовности всего коллектива спартиатов. В конце VI в. до н.э. Спарта представляла собою сильнейшее государство Эллады, контролирующее всю территорию Пелопоннеса за исключением, Аргоса и северных городов Аркадии.

Объект данного исследования - общественные отношения, сложившиеся в Древней Спарте, характеризующие ее общественные и государственные институты. Предметом изучения работы являются труды древнегреческих историков Плутарха и Аристотеля.

Целью работы является исследование общественных и государственных институтов Спарты по трудам Плутарха и Аристотеля. Предметом изучения работы являются труды древнегреческих историков Плутарха и Аристотеля. Достижение поставленной цели потребовало решения следующих задач:

рассмотреть общественный строй Спарты;

изучить воспитание спартиатов;

исследовать высшие органы государственной власти в Спарте;

рассмотреть институт царской власти и военные должности в Спарте.

Главными источниками по истории спартанского государства являются сочинения древнегреческих историков Геродота, Фукидида, Ксенофонта,
Аристотеля и Плутарха. Нас интересуют два последних автора. «Политика» Аристотеля носит общетеоретический характер. Аристотель. Политика. М., 1994. Плутарх (46- 126 гг. н.э.) в «Сравнительных жизнеописаниях» знаменитых греков и римлян приводит биографию полумифического спартанского царя Ликурга и описывает его реформы, сыгравшие важную роль в социально- экономической жизни Спарты. Крайние оценки Спарты как типа полиса в целом характерны для историографии. Основные черты Спарты ученикам в учебниках истории Древнего мира раскрываются жестоким отношением спартанцев к покоренным илотам и характеристикой Спарты как военного лагеря, после чего констатируется, что в VI веке до н.э. Спарта стала одним из самых могущественных полисов Греции. Тем более важно глубже и объективней взглянуть на общество и государство древней Спарты с точки зрения сложившихся в современной историографии противоречий: ореол мифов и легенд сложился вокруг Спарты еще в период античности. Одни греки осуждали и высмеивали Спарту. Другие - удивлялись порядкам и обычаям спартанцев, восхищались военной мощью и стойкостью духа. Платон и Аристотель видели в Спарте образец стабильности, достойный подражания. Этот образец был положен ими в основу концепции идеального полиса. В современной науке такое восприятие Спарты принято называть «спартанским миражом».

В целом из имеющейся литературы можно составить достаточно ясное представление о развитии общественных и государственных институтов Спарты.

В ходе написания данной работы были проанализированы статьи и монографии Ю.В. Андреева, К.М. Колобовой и др. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

Общественные институты Спарты (по трудам Плутарха и Аристотеля)

1 Общественный строй Спарты

В Спарте сложилось своеобразное классовое рабовладельческое общество, сохранившее существенные пережитки первобытнообщинных отношений.

Господствующий класс составляли спартиаты. Только они считались полноправными гражданами. При сохранении совместной собственности граждан на землю принадлежность к господствующему классу поддерживалась предоставлением каждому спартиату в пользование земельного надела (клера) вместе с прикрепленными к нему рабами - илотами, труд которых обеспечивал средствами существования спартиата и его семью. Земля разделена на 9000 примерно равных неделимых и неотчуждаемых клеров. Их нельзя было продать, подарить или завещать.

Жили спартиаты в подобии города, объединявшего 5 селений и напоминавшего своеобразный военный лагерь. Их быт был строго регламентирован. Главной обязанностью считалась военная. Взрослые мужчины объединялись в возрастные и иные союзы, определявшие социальный статус их членов. Немногие избранные граждане входили в привилегированный корпус 300 всадников .

В целях поддержания единства спартиаты должны были участвовать в общественных трапезах - сисситиях, организуемых за счет установленных ежемесячных взносов спартиатов. Порции участников сисситий были равными. Почетные доли получали должностные лица. Одинаковыми были одежда и вооружение воинов. Поддержанию единства спартиатов способствовали и установленные Ликургом правила против роскоши. Запрещалось спартиатам и торговать, для них вводились тяжелые, неудобные в обращении железные монеты .

Однако эти ограничения не могли предотвратить развитие имущественной дифференциации, подрывавшей единство и «равенство» спартиатов. Поскольку земельные наделы наследовались только старшими сыновьями, остальные могли получить лишь выморочные наделы. Если таких не было, они переходили в разряд гипомейонов (опустившихся) и теряли право участвовать в народном собрании и сисситиях. Численность гипомейонов неуклонно возрастала, а численность спартиатов соответственно сокращалась - с девяти до четырех тысяч к концу IV в. до н.э.

Периеки - жители периферийных горных неплодородных районов Спарты - занимали в правовом отношении промежуточное положение между спартиатами и илотами. Они были лично свободны, обладали имущественной правоспособностью, но не пользовались политическими правами и находились под надзором особых должностных лиц - гармостов. На них распространялась военная обязанность: они должны были участвовать в сражениях в качестве тяжеловооруженных воинов. Основное занятие периеков - торговля и ремесло. По своему положению они были близки к афинским метекам, но в отличие от последних высшие должностные лица государства могли казнить их без суда.

Илоты - порабощенные жители Мессении - были собственностью государства. Они предоставлялись в распоряжение спартиатов, обрабатывали их землю и отдавали им около половины урожая (на домашних работах спартиаты использовали рабов из военнопленных). Хотя в Спарте, как и в Афинах, эксплуатация рабского труда стала основой общественного производства, коллективное спартанское рабовладение отличалось от классического рабства. Илотия была специфической формой рабства. Илоты практически самостоятельно вели свое хозяйство, не были товаром, подобно рабам, и свободно распоряжались оставшейся у них частью урожая. Их экономическое и социальное положение было близким к положению крепостных крестьян. Предполагается, что они имели семью и образовывали какое-то подобие общины, являвшейся коллективной собственностью общины спартиатов.

Илоты участвовали в войнах Спарты в качестве легковооруженных воинов. Они могли выкупиться на свободу, но в других отношениях были совершенно бесправными. Ежегодно спартиаты объявляли илотам войну, сопровождавшуюся массовыми убийствами. Впрочем, убийство илота допускалось и в любое другое время.

Военный характер спартанского общества способствовал сохранению в среде спартиатов пережитков доклассовых отношений. Таким пережитком была значительная обоществленность быта спартиатов, связанная с их полным устранением от хозяйственной деятельности и со столь же полным превращением их в военный господствующий класс.

В быту спартанцев сохранилось много обычаев, восходящих к глубокой древности. Например, архаическая система возрастных классов, которая обнаруживается в недрах спартанского государственного аппарата. Важнейшими атрибутами этого режима были такие обстоятельства, как власть совета старейшин, распространявшаяся на все государственные дела, политическая и даже экономическая неправоспособность младших граждан, воспитание подрастающего поколения в духе беспрекословного повиновения старшим по возрасту и т.д. .

Женщины являлись полными хозяйками в быту. «Их своеволие и могущество - следствие частых походов, во время которых мужья вынуждены бывали оставлять их полными хозяйками в доме, а потому и оказывали им уважение... и даже называли «госпожами» .

Семья в Спарте моногамная, но допускались внебрачные отношения и для мужа, и для жены - пережитки группового брака. Рождение женщиной ребенка от доблестного воина - друга её мужа приветствовалось и государством, и обществом, т.к. «... дети вырастают хорошими, коль скоро происхождение их хорошо» .

Плутарх об этом говорит так: «Ликург решил, что дети принадлежат не родителям, а всему государству, и потому желал, чтобы граждане рождались не от кого попало, а от лучших отцов и материй» .

2 Воспитание спартиатов

Воспитание детей было подчинено одной задаче - подготовить крепкого и выносливого воина, в любую минуту готового выступить против илотов.

Поэтому воспитание и обучение являлось одной из главных государственных забот и осуществлялось на общественных началах. «Согласно законам Ликурга, все новорожденные подвергались специальному осмотру старейшин филы. Если они находили ребенка крепким и здоровым, то его отдавали родителям для выкармливания, тут же назначив ему один из наделов. Если же ребенок имел какой-либо недостаток, который мешал бы ему стать в дальнейшем полноценным воином, его убивали, бросая в апофеты, посчитав, что его жизнь не нужна ни ему самому, ни государству, раз ему с самого начала отказано в здоровье и силе» .

Родители были не в праве сами распоряжаться воспитанием ребенка. Едва мальчики достигали семилетнего возраста, их забирали у родителей и распределяли по отрядам - агелам, где они вместе жили, играли и трудились, причем под словом «трудиться» подразумевалось выполнение гимнастических упражнений. «Агела» - значит стадо. В этом названии пережиточно сохранились следы скотоводческого хозяйства дорийцев до их переселения в Лаконию. Таким образом, система совместного воспитания, вероятно, восходит еще ко времени до дорийского вторжения в Лаконию .

Воспитывали и обучали детей педономы - государственные воспитатели, избранные из числа наиболее достойных спартиатов. Начальниками агел - агелархами - были мальчики старших возрастных групп, отличавшиеся рассудительностью, сообразительностью и храбростью в драках. Дети должны были во всем равняться на них, исполнять их приказы, молча повиноваться и молча терпеть наказания. Таким образом воспитывалась привычка к строгой дисциплине, которая считалась высшей добродетелью. «Следуйте же за вашими предводителями, куда бы они вас ни повели, соблюдая превыше всего дисциплину и бдительность, и всегда точно выполняйте приказы военачальников. Нет ничего прекраснее и надежнее для большого войска, чем подчиняться единой воле и единому порядку» .

Таким образом, все воспитание сводилось к требованиям беспрекословно подчиняться, стойко переносить лишения и одерживать верх над противником. «Грамоте они учились лишь в той мере, в какой без этого нельзя было обойтись» .

Детей учили говорить немногословно и метко («лаконизм»), так, что в их словах «едкая острота смешивалась с изяществом, чтобы краткие речи вызывали пространные размышления» .

По достижению 20-ти лет юноши получали полное вооружение воинов и вступали в члены одной из сисситий. Воспитание спартанца длилось и в зрелые годы. Непрерывные тренировки и лагерная жизнь, поддерживаемая в мирное время, продолжались до старости.

Государство заботилось о воспитании не только мальчиков, но и девочек, так как спартанская община была заинтересована в том, что бы дети рождались здоровыми и сильными и могли стать в дальнейшем полноправыми воинами. Несмотря на то, что воспитывались девочки матерями, они также должны были выполнять те же упражнения, что и мальчики: бегать, бороться, бросать диск, метать копья, чтобы «.. зародыш в здоровом теле с самого начала развивался здоровым, и сами женщины рожая, просто и легко справлялись с муками» .

Таким образом, вся жизнь спартанцев была подчинена интересам военизированного государства, что способствовало сохранению архаичных черт в быту.

Государственные институты Спарты (по трудам Плутарха и Аристотеля)

1 Высшие органы государственной власти в Спарте

спарта воспитание государственный власть

В Спарте государственный строй воплощал в себе основные принципы полисного устройства и характеризовался следующими чертами: сосредоточение политической жизни в рамках гражданского коллектива, наличие античной формы собственности как коллективной собственности граждан, тесная связь политической и военной организации гражданства, республиканский характер государственного устройства. Кроме того в Спарте государственный строй носил ярко выраженный олигархический характер.

Государственными институтами Спарты являлись: апелла - собрание граждан полиса, герусия совет старейшин, эфорат коллегия 5-ти выборных лиц, два архагета царя.

Высшим органом государственной власти в Спарте (как и в любом греческом полисе) было Народное собрание всех полноправных граждан-спартиатов. Народное собрание - апелла - утверждало мирные договоры и объявление войны, избирало должностных лиц, военных командиров, решало вопрос о наследовании царской власти, если законных наследников не было, утверждало освобождение илотов. Крупные изменения в законодательстве также должны были быть одобрены спартанской апеллой. Участники апеллы могли лишь принимать или отвергать законопроекты, но не обсуждать их. Плутарх следующим образом описывает организацию работы апеллы: «В Народных собраниях никто не имел права высказывать своего мнения. Народ мог только принимать или отвергать предложения геронтов или царей» .

Правом внести законопроект пользовались лишь члены Совета геронтов и эфоры. Спартанская апелла собиралась нерегулярно, от случая к случаю и по решению должностных лиц. На собрании не обсуждались финансовые вопросы, не контролировалась деятельность магистратов, не разбирались судебные дела. Подобный порядок деятельности Народного собрания создавал для спартанской олигархии благоприятные возможности влиять на его работу, направлять его деятельность в нужное русло.

Решающую роль в государственном управлении Спарты играл Совет геронтов, или геруссия. В ее состав входили 30 членов. 28 были лица старше 60 лет (по-гречески геронты - старики, отсюда и название Совета). Геронты избирались из среды спартанской аристократии и занимали должности пожизненно.

Процедуру избрания геронтов описывает Плутарх: «Когда народ успевал собраться, выборные запирались в одной комнате соседнего дома, где не могли никого видеть, так же, как никому нельзя было видеть их. До них могли доноситься только крики собравшегося народа: как в этом случае, так и в других он решал избрание криком. Избираемые выходили не сразу, но поодиночке, по жребию и шли молча через все собрание. У тех, кто сидел запершись в комнате, были в руках дощечки для письма, на которых они отмечали только силу крику, не зная, к кому он относится. Они должны были записать лишь, как сильно кричали тому, кого выводили первым, вторым, третьим и т.д. Того, кому кричали чаще и сильнее, объявляли избранным» .

Кроме 28 геронтов в геруссию входили два спартанских царя (независимо от возраста). Геруссия не подчинялась и не контролировалась ни одним органом. Она существовала наряду с Народным собранием, но не была ему подотчетна. Более того, геруссия имела право отменять решения Народного собрания, если считала их по каким-либо причинам неправильными. Как полновластный орган государственной власти, геруссия располагала практически неограниченной компетенцией, она заседала ежедневно и руководила всеми делами, включая военные, финансовые, судебные. Геруссия могла приговаривать к смертной казни, изгнанию из страны, лишению гражданских прав, возбуждать судебное преследование даже против спартанских царей, входивших в ее состав. Геруссия принимала отчеты у всемогущих эфоров, когда они заканчивали исполнение своей должности. Практически все нити государственного управления были сосредоточены в руках геронтов или находились под их контролем.

Не менее авторитетным органом Спартанского государства была коллегия из пяти эфоров («надзирателей»). Эфоры избирались на 1 год апеллой из всего состава спартиатов, а не из узкого круга спартанской аристократии, как геронты. Однако это юридическое правило далеко не всегда соблюдалось, обычным делом было избрание в эфоры представителей знатных родов. Избрание эфоров проходило в Спарте способом, так же как и геронтов, который Аристотель называет детским .

Коллегия эфоров обладала огромной властью, Аристотель сравнивает власть спартанских эфоров с властью тиранов, единоличных правителей греческих полисов в IV в. до н. э. . По имени старшего эфора назывался год в Спарте. Коллегия эфоров считалась независимым от апеллы и геруссии органом. Эфоры отвечали за прочность и стабильность спартанского законодательства в целом и потому обладали властью контролировать действия должностных лиц. Большое значение придавалось контролю за деятельностью спартанских царей. Именно эфоры должны были не допустить усиления царской власти и перерастания спартанской олигархии в монархию. Согласно спартанским законам, эфоры раз в месяц принимали клятву царей соблюдать существующие законы. Два эфора обязаны были сопровождать царей во время военных походов, они стремились вызвать разногласия между царями, полагая, что взаимная подозрительность и вражда заставят царей контролировать друг друга. Эфоры имели право привлекать царей к суду геруссии, могли вести переговоры с послами других государств, созывали и председательствовали на заседаниях апеллы и даже геруссии. Очень важной функцией эфоров было наблюдение за всей системой спартанского воспитания - основы жизни и поведения спартиатов. Если они находили какие-либо отступления, то привлекали к судебной ответственности как должностных лиц, так и отдельных граждан.

Это были органы спартанской олигархии, руководившие всеми сторонами жизни спартанского общества. Их малочисленность создавала возможность подкупа геронтов, что имело место в истории Спарты V-IV вв. до н. э. Так, Аристотель сообщает, что эфоров «легко можно было подкупить». Злоупотребления властью со стороны эфоров и геронтов облегчались также и тем, что практически они были бесконтрольны, связаны круговой порукой и их невозможно было привлечь к судебной ответственности .

2 Институт царской власти. Военные должности

Одним из влиятельных политических учреждений Спарты был институт царской власти. В Спарте правили два царя, принадлежавшие к двум династиям - Агиадов и Эврипонтидов. Происхождение этих династий восходит к глубокой древности, еще ко времени окончательного расселения дорийцев в Лаконике в Х в. до н. э. В V-IV вв. до н. э, эти династии представляли собой два наиболее знатных и богатых рода среди спартанской аристократии. Спартанские цари не были носителями верховной единоличной власти, а спартанский государственный строй не являлся монархией. Каждый царь пользовался одинаковой властью. В отличие от монархов спартанские цари были подчинены воле апеллы, решениям геруссии, в состав которой они входили как обычные члены, но особенно жесткому и повседневному контролю они подвергались со стороны коллегии эфоров. Тем не менее спартанские цари обладали довольно значительной властью, и их роль в государственных делах нельзя недооценивать. Прерогативами царей было верховное военное командование и руководство религиозным культом, а эти государственные функции в обществе Спарты имели особое значение.

Во время военных походов за пределами Спарты власть царя как главнокомандующего была и вовсе неограниченной. Цари были членами геруссии и, как таковые, принимали реальное участие в решении всех государственных дел. Кроме того, даже в мирное время подразделения спартанского войска (моры, лохи, эномотии) сохраняли свою структуру и, естественно, над ними довлел, если не юридически, то фактически, авторитет их главнокомандующего.

При царе находилась свита, которая постоянно поддерживала его политический авторитет. Два пифия сопровождали царя, присутствовали при его общественных трапезах, и именно их царь посылал в Дельфы к знаменитому дельфийскому оракулу. Росту авторитета царей содействовали также исполнение жреческих функций. На общественных трапезах царю предоставлялось почетное место, двойная порция, они получали в определенные дни в качестве почетного приношения лучшее животное и установленное количество ячменной муки и вина, они назначали проксенов, выдавали замуж невест-наследниц, потерявших родственников .

Высокий авторитет царской власти проявлялся также в оказании особых почестей умершему царю. «Что касается почестей, - писал Ксенофонт в IV в. до н, э., - воздаваемых царю после смерти, то из законов Ликурга видно, что лакедемонских царей чтили не как простых людей, но как героев». При таком положении царей в государстве всегда существовала реальная опасность усиления царской власти, вплоть до ее превращения в настоящую монархию. Вот почему царям уделяли столько внимания .

Спартанское общество было военизированным обществом, и потому роль военного элемента в государственном управлении была высока. Спартанская апелла как верховный орган была собранием воинов-спартиатов.

В спартанской армии была хорошо продуманная организационная структура, в том числе многочисленный командный корпус, пользующийся в обществе определенным политическим влиянием. Одной из высших военных должностей была должность наварха, командующего спартанским флотом. Должность наварха не была постоянной. Аристотель называет навархию «почти второй царской властью», а навархов как командующих и политических деятелей считает реальными соперниками спартанских царей . Нужно отметить, что, так же как и цари, спартанские навархи находились под постоянным контролем эфоров. Например, знатный спартиат Лисандр, по словам Плутарха, «самый могущественный из греков, своего рода владыка всей Греции», распоряжавшийся судьбами громадного флота, внушительной армии, многих городов, строго выполнял все указания эфоров, по их приказу покорно возвратился в Спарту, где с большим трудом смог оправдаться в своих действиях .

В структуре сухопутного войска предусматривался постоянный штат различных военных командиров. По данным Ксенофонта, командный состав в Спарте был довольно многочисленным. Он включал командиров подразделений, на которые делилась спартанская армия: полемархов, командующих морой (от 500 до 900 человек), лохагов, командующих лохом (от 150 до 200 человек), пентекостеров, командующих пентекостией (от 50 до 60 человек), и эномотархов, командующих эномотией (от 25 до 30 человек). Полемархи составляли ближайшую свиту царя и его военный совет, они постоянно находились около царя и даже питались вместе с ним, присутствовали при жертвоприношениях. В царскую свиту входили также отборные воины, выполнявшие функции современных адъютантов, гадатели, врачи, флейтисты. Здесь же находились пифии, а также командиры союзных отрядов, подразделений наемников, начальники обозов. В управлении войском царям помогали специальные должностные лица: различные воинские преступления разбирали судьи-элланодики, распоряжаться финансами помогали особые казначеи, распродажей военной добычи занимались лафирополы. Царскую особу охранял отряд из 300 «всадников» - молодых спартиатов (на самом деле это были пешие воины, название условное), три его командира - гиппагрета - входили в ближайшее окружение царя. В источниках мало данных о том, кто назначал многочисленных военных командиров в спартанской армии и как действовала такая отлаженная система в мирное время. Можно предположить, что их избирали в апелле (в собрании тех же воинов-спартиатов), но по представлению царей. Особое место среди спартанских командиров занимали гармосты, назначаемые в качестве начальников гарнизонов Лаконики или на ближайшие острова, имеющие стратегическое значение, например на остров Киферу .

В целом спартанский государственный строй как строй олигархический представлял собой сочетание гражданских и военных властей, в котором власть спартанской олигархии уравновешивалась авторитетом военных командиров во главе с царями, с которым спартанская геруссия и эфорат вынуждены были считаться.

Аристократический характер государственного устройства Спарты не был случайным стечением обстоятельств, а вырастал из особенностей социально-экономических отношений. Господство натурального производства, слабое развитие ремесел и торговли, военный характер спартанского общества обусловили своеобразие политического устройства Спарты, повышение роли органов военного управления и воспитания, малочисленность органов собственно гражданского управления.

Заключение

В результате изучения доступных источников и учебной литературы можно сделать следующие выводы о государственном и общественном строе Спарты:

Процессу сложения спартанского государства предшествовал период завоевания территорий, которые к приходу дорийцев-спартиатов были довольно плотно заселены. В связи с тем, что сложение спартанского государства происходило в условиях завоевательных походов, образовалась чрезвычайно военизированное государство, полностью подчиненное целям захвата новых земель и удержания в полном повиновении уже захваченных.

Чем можно объяснить особенности общественного и государственного строя Спарты? Укажем на самое главное:

а) живя в окружении численно превосходящей, остро враждебной массы илотов, спартанцы вынуждены были. превратить свой город в постоянно действующий военный лагерь. Власть в лагере должна была принадлежать немногим;

б) той же опасностью было вызвано упорное стремление спартанской общины предотвратить возникновение имущественного неравенства (а значит, и несогласий);

в) земледельческий характер общины и примитивность ее внутреннего устройства препятствовали до известного времени появлению той социальной силы, которая могла бы взять на себя переустройство общества и государства на демократических началах и ускорить ликвидацию остатков первобытнообщинного строя.

Государственный строй Спарты для своего времени, времени зарождения древнегреческих государств, был определенным шагом вперед, ибо он являлся формой государственной организации господствующего коллектива. Главное место в этой организации занимало военно-политическое воспитание граждан.

Список использованной литературы

1.Андреев Ю.В. Спартанские «всадники» // ВДИ. - 1969. - № 4.

.Древняя Греция / Под ред. Струве В.В. - Москва: Наука. - 1964. - 503 с.

.Колобова К.М. Древняя Спарта в X IV вв. до н.э. Ленинград: Наука.- 1957. - 440 с.

.Плутарх. Сравнительные жизнеописания: В 3 т. Москва: АН СССР. -1963. - Т.2. - 546 с.

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Античная цивилизация строится вокруг основной и исходной точки античного мира – самостоятельного города-государства. Эта исходная общественная форма обозначалась в греческом языке словом «полис» (переводится как «город»), а в латинском – словом «цивитас» («гражданская община»). Оба слова обозначают по сути одно и то же, особую форму государственного устройства – город-государство, в котором все граждане имеют определенные права и обязанности. Для грека и римлянина полис был тем единственным местом, где он чувствовал себя человеком, где он находился под защитой богов, которые покровительствуют городу, где он был членом гражданского коллектива, жизнь которого регулируется законами и защищена от произвола. Поэтому нет ничего страшнее, чем изгнание из родного города, чем то, что римляне называли «лишением огня и воды», т.е. отнятие гражданских прав.

Полис как общественная форма наиболее полно соответствовал уровню развития античного общества. Экономической основой полиса была античная двуединая форма собственности: с одной стороны, это собственность гражданской общины на всю территорию и богатства полиса, а с другой – индивидуальная собственность каждого гражданина. В гражданской жизни полиса участвовал каждый взрослый гражданин, имеющий права гражданства и владеющий частным хозяйством – «ойкосом» (домом). Способности управлять домом и участвовать в общественных делах рассматривались как равноценные.

В античном демократическом полисе высшая власть принадлежала народному собранию всех граждан с правом издания законов, выбора высших должностных лиц. К несомненным достижениям античной демократии следует отнести равенство граждан перед законом, право гражданина на обеспечение землей, запрет порабощения собственных граждан. Формирование античной демократии и так называемого гражданского общества проходило в острой политической борьбе народа (демоса) с родовой аристократией. В тех городах-государствах, где победу одерживал демос, устанавливалась демократия (власть народа), но даже там, где аристократии удавалось отстоять свою власть (как, например, в Спарте), она существовала в форме аристократической или олигархической республики, но не монархии.

Афинские граждане по праву гордились своей принадлежностью к самому демократическому государству в Греции. Государство защищало не только жизнь и имущество своих граждан, но и свободу их личности. Афинянина нельзя было заключить в тюрьму без судебного решения, а человек, привлеченный к суду, если не надеялся на оправдание, мог уйти из города до рассмотрения своего дела. Вместе с тем афинская политическая система была демократией для меньшинства населения. Из нее были исключены не только рабы, не имевшие элементарных гражданских прав, но и метеки (постоянно жившие в Афинах переселенцы, чужеземцы). Метеки не имели права владеть имуществом – землей и домами, они работали по найму, занимались ремеслом и торговлей, а жили в наемных помещениях.

Не только греческий полис, но и Римская республика нередко становилась ареной жестоких социальных конфликтов. Римская республика была по своей сути аристократической, и только потомки родовой знати (патриции) могли занимать государственные должности (магистратуры) и места в сенате. Римский плебс на протяжении V–IV вв. до н.э. боролся за свои права, в результате образовался новый правящий слой – нобилитет (патрицианско-плебейская знать). Бедняки, обладавшие только потомством (пролетарии), фактически не имели никаких прав, так как участие в политической жизни было связано с имущественным цензом. Серия гражданских войн, восстаний рабов и военных диктатур подорвала республиканские основы и привела к установлению в Риме императорского (монархического) режима, просуществовавшего почти пять веков. В этот период основная борьба велась между императорами и сенатской оппозицией.

Противоречие между полисным и республиканским идеалом общественного устройства и реальной жизнью приводило к тому, что человек начинал чувствовать себя отчужденным от государства, терял чувство гражданской солидарности – последнее для античного человека было очень важно. Античного человека, как грека, так и римлянина, делала гражданином лишь принадлежность к определенной группе, фамилии, общине, городу. Нельзя ни к чему не принадлежать и быть просто человеком. Каждый человек становится членом какой-то малой группы, социальной микрообщины.

№2. Источники по истории Древней Греции .

В распоряжении современных исследователей имеются многочисленные источники самых разных категорий. Это прежде всего письменные материалы (исторические труды, произведения художественной и научной литературы, публицистика, речи ораторов, юридические документы, письма, деловые документы и мн. др.), памятники материальной культуры, в основном добываемые при археологических раскопках (руины городов, остатки крепостных сооружений, общественных зданий, жилых домов, гробниц, храмов, орудия труда, оружие, предметы повседневного обихода и т. п.), материал этнографических наблюдений (изучение древних обычаев, учреждений, обрядов), большое количество разнообразных надписей, монеты. Сведения о далеком прошлом можно почерпнуть с помощью анализа структуры словарного запаса древнегреческого языка и преданий устного народного творчества (записанных фольклорных материалов).

1. Источники по истории Крита и Ахейской Греции II тысячелетия до н. э. Немногочисленные источники этого времени подразделяются на три основные категории: письменные памятники, написанные слоговым письмом Б, данные археологических раскопок городов и поселений и сведения по истории II тысячелетия до н. э., сохранившиеся в произведениях греческих авторов более позднего времени.

Таблички, написанные письмом Б, были найдены при раскопках на Крите А. Эвансом в 1901 г., однако лишь в 1953 г. английский ученый М. Вентрис расшифровал непонятный язык надписей. В настоящее время известно несколько тысяч табличек, написанных письмом Б. Они найдены в развалинах Кносса на Крите, при раскопках городов Пилоса, Микен, в Фивах, Тиринфе, но более всего (свыше 90% всех текстов) обнаружено в архивах Кносса и Пилоса. Подавляющее большинство табличек датируется XIV-XII вв. до н. э. Надписи очень кратки и представляют собой главным образом документы хозяйственной отчетности. В них содержатся сведения о сдаче земли в аренду, о количестве голов скота, о выдаче продовольствия работникам и обслуживающему персоналу.

Кроме табличек, найденных в дворцовых архивах, сохранились надписи, состоящие из сокращений отдельных слов, наносившиеся краской или процарапанные на стенках глиняных сосудов, отдельные буквы на печатях, ставившихся на глиняных пробках и бирках.

Археологические раскопки дают самые разнообразные сведения о материальной культуре. Наиболее важные находки были обнаружены при раскопках обширных дворцовых комплексов: в Кноссе и Фесте на о. Крит, в Микенах и Пилосе в Пелопоннесе. Многочисленные помещения, сложная планировка дворцов, включающая роскошные апартаменты, приемные залы, храмовые комнаты, ремесленные мастерские, хозяйственные кладовые, огромное количество различных предметов повседневного быта и разнообразное оружие дают представление о насыщенной и напряженной жизни этих центров крупнейших монархий II тысячелетия до н. э.

Большой интерес представляет открытие укрупненных поселений конца III тысячелетия до н. э. в Лерне (в северном Пелопоннесе) и в Рафине (в Аттике), где обнаружено бронзолитейное производство. Во второй половине II тысячелетия до н. э. вокруг дворцов в Микенах, Пилосе, Афинах, Фивах, появляются посады, в которых проживают ремесленный люд и торговцы.

Некоторая информация об истории ахейских и критских царств содержится в поздней греческой традиции. В поэмах Гомера «Илиада» и «Одиссея», составленных в IX-VIII вв. до н. э., сохранились не только живые воспоминания о недавнем прошлом, в частности о событиях Троянской войны, но и целые песни и сказания, сложенные в ахейскую эпоху. В поэмах верно отражено политическое положение в Греции накануне Троянской войны, в частности преобладание Микен, основные союзники и противники греков, сам ход Троянской войны и ее результаты. В поэмах Гомера передано много реалий ахейского времени: описание ряда бытовых предметов (например, кубка Нестора), типов оружия, устройства боевых колесниц, приемов боя и др.

Небольшое количество данных, главным образом о внешнеполитическом положении критских и ахейских царств, содержится в древневосточных памятниках. В частности, некоторые хеттские надписи XIV-XIII вв. до н. э. упоминают о союзе хеттов с государством Аххийява, расположенном в западной части Малой Азии. Некоторые египетские вещи середины II тысячелетия до н. э. (скарабеи, амулеты, бусы, найдена даже диоритовая статуэтка египтянина с надписью его имени Усер) обнаружены на Крите. Крит (Кефтиу) упоминается в некоторых надписях фараона Тутмоса III как равноправный союзник могущественного египетского царства.

2. Источники по истории архаической и классической Греции. Общее количество и разнообразие источников для изучения истории Греции VIII--TV вв. до н. э. резко возрастает. С особой полнотой представлены письменные источники самых различных жанров.

Наиболее ранними письменными источниками стали эпические поэмы, приписываемые слепому сказителю Гомеру, - «Илиада» и «Одиссея». Эти произведения, считающиеся лучшими образцами эпического жанра мировой литературы, были составлены на основе многочисленных сказаний, легенд, песен, устных народных преданий, восходящих еще к ахейскому времени. Однако обработка и сведение этих разнородных частей в единое художественное произведение произошло в IX-VIII вв. до н. э. Не исключено, что эта работа могла принадлежать какому-то гениальному сказителю, известному нам под именем Гомера. Поэмы долгое время передавались устно, но в VII-VI вв. до н. э. были записаны, причем окончательная редакция и запись поэм была проведена в Афинах при тиране Писистрате в середине VI в. до н. э.

Каждая поэма состоит из 24 книг. Сюжетом «Илиады» является один из эпизодов десятого года Троянской войны, а именно ссора в стане греков между командующим греческим войском царем

В поэме «Одиссея» рассказывается о приключениях царя Итаки Одиссея, возвращавшегося после разрушения Трои на родную Итаку. Боги подвергают Одиссея многочисленным испытаниям: он попадает к свирепому циклопу, проводит корабль мимо чудовищ Сциллы и Харибды, спасается от людоедов лестригонов, отклоняет чары волшебницы Кирки, превращающей людей в свиней, и т. д. Гомер показывает своего героя в разных ситуациях мирной жизни, что позволяет ему дать характеристику самых различных ее сторон: хозяйственные занятия, быт царского дворца и поместья, взаимоотношения между власть имущими и бедняками, обычаи, частности повседневного быта.

Ценные сведения о земледелии, тяжелом крестьянском труде и сельском быте можно получить из поэмы «Труды и дни» беотийского поэта Гесиода (рубеж VIII- VII вв. до н. э.). Ему же принадлежит другая поэма - «Теогония», где подробно описаны религиозные воззрения греков, происхождение богов, их генеалогия и взаимоотношения.

Для изучения социально-политической борьбы, развернувшейся в греческом обществе VII-VI вв. до н. э., важны данные, которые приводятся в политических элегиях греческих поэтов - Архилоха с Пароса, Солона из Афин, Феогнида из Мегар. Они реалистично описывают тяжелую долю бедняков, острую ненависть демоса к аристократии, говорят об изгнаниях и конфискациях, о жалкой жизни скитальцев вдали от родного города.

Одним из важнейших источников являются сочинения древнегреческих историков. В отличие от поэтов, в произведениях которых трудно отделить художественный вымысел от жизненной реальности, историки стремятся дать правдивую историю, подобрать действительные факты. Первыми греческими историками были так называемые логографы, из них наиболее известны Гекатей из Милета (540-478 гг. до н. э.) и Гелланик из Митилены (480-400 гг. до н. э.). Логографы описывали древнейшую историю родных городов. Логографы не ограничивались лишь толкованием мифологической традиции.

Геродот был свидетелем блестящей эпохи греческой истории, эпохи быстрого экономического развития и культурного расцвета, наступившего после победы над огромной Персидской державой. Геродот стремился уяснить на конкретном материале, почему маленькая и слабая Греция смогла победить огромную и мощную Персидскую державу и почему в самой Греции Афины приобрели первостепенное значение. По мнению Геродота, это не было случайностью. Труд Геродота посвящен истории греко-персидских войн и состоит из 9 книг, которые в III в. до н. э. были названы именами 9 муз. Собственно истории самих войн посвящены пять последних книг (изложение доведено до 479 г. до н. э.), а в первых четырех книгах описана история отдельных стран, народов, городов Малой Азии, Вавилонии, Мидии, Египта, скифских племен, греческих городов Балканской Греции.

Другим выдающимся произведением греческой исторической мысли был труд афинского историка Фукидида, сына Олора (около 460-396 гг. до н. э.), посвященный событиям Пелопоннесской войны (431- 404 гг. до н. э.).

Разнообразное литературное наследство оставил после себя младший современник Фукидида историк и публицист Ксенофонт из Афин (430-355 гг. до н. э.). Ксенофонт служил в наемниках у персидского царевича Кира, воевал в армии спартанцев, в том числе и против своего полиса, был изгнан из Афин и даже приговорен к смертной казни, жил долгое время в Пелопоннесе. В конце жизни он получил амнистию и был приглашен в Афины, но не воспользовался этим приглашением.

Множество сведений разнообразного характера содержится в дошедших до нашего времени многочисленных речах афинских ораторов IV в. до н. э. - Лисия, Исократа, Демосфена, Эсхина, Гиперида и др. Наиболее ранние из них речи Лисия относятся к концу V - началу IV в. до н. э., наиболее поздние принадлежат Гипериду и Динарху (20-е годы IV в. до н. э.). Ораторы составляли речи на разные темы: политические обвинения или защита, разбор гражданских исков, дела о взяточничестве и казнокрадстве, о подкупах.

В V-IV вв. до н, э. в Греции выходили различные произведения научного и философского характера, в которых нашла отражение многогранная жизнь греческих полисов. Знаменитым греческим философам Платону и Аристотелю принадлежат произведения самого разнообразного содержания, в которых нашли отражение как господствующие политические идеи, мировоззренческие концепции, научные представления, так и многие другие сведения об их времени.

Среди сочинений Платона (427-347 гг. до н. э.) наибольшее значение имеют его обширные трактаты «Государство» и «Законы», написанные в последний период его жизни. В них Платон, отталкиваясь от анализа социально-политических отношений середины Г/ в. до н. э., предлагает свой вариант переустройства греческого общества на новых, справедливых, по его мнению, началах.

Поражает своим многообразием творчество величайшего греческого мыслителя Аристотеля. Ему принадлежат трактаты по логике и этике, риторике и поэтике, метеорологии и астрономии, зоологии и физике, которые являются содержательными источниками.

Историческая действительность V-IV вв. до н. э. получила своеобразное отражение в произведениях художественной литературы, в трагедиях и комедиях, которые ставятся в театрах. Великие греческие трагики Эсхил, Софокл, Еврипид (V в. до н. э.) брали сюжеты для своих трагедий из мифологических сказаний, но вкладывали в них идеи и представления своего времени, что делает их интерсными источниками.

В комплексе исторических источников по истории Древней Греции столь же важное место занимают эпиграфические источники. Это надписи на камне (каменных плитах, стенах зданий, стелах, статуях и т. п.), керамике, металлических пластинках. Надписи были разные - от нескольких букв до сотни строк. Однако больших надписей (в несколько десятков строк) немного, основная часть эпиграфического материала содержит текст в несколько строк.

Одними из древнейших греческих надписей являются дружественные договоры между пелопоннесскими городами Элидой и Гереей и между жителями двух небольших полисов в Элиде - анетян и метапийцев (VI в. до н. э.).

Большой интерес для историка представляют надписи законодательного характера.

Благодаря успехам нумизматики в настоящее время возрастает значение монет как исторического источника. Найденные в очень большом количестве (ежегодно находят по нескольку тысяч монет), они представляют массовый материал, который может быть подвергнут статистической обработке.

Постоянные археологические изыскания проводятся в греческих городах Северного Причерноморья, в городах Ольвии (включая Березань), Херсонесе Таврическом, Пантикапее, Фанагории и многих других.

3. Источники по истории Греции эллинистического периода. Количество источников, относящихся к этому времени, возрастает по сравнению с предшествующим периодом, появляются новые категории источников, например документы, написанные на папирусах, которые были обнаружены при раскопках в Египте.

Из исторических сочинений, дающих связное изложение событий эллинистической истории с определенной авторской концепцией, с проверкой фактов, насколько она была тогда возможна, наибольшее значение имеют труды Полибия и Диодора. Полибий (200-118 гг. до н. э.) является одним из выдающихся греческих историков. Полибий был хорошо информированным историком, имел доступ в государственные архивы, встречался со многими очевидцами исторических событий. В его сочинении подробно излагается история греческого и римского мира с 280 по 146 г. до н. э., содержатся ценные сведения о государственных финансах, военном деле, социально-политических столкновениях, об устройстве многих государств.

В «Исторической библиотеке» Диодора Сицилийского (I в. до н. э.), состоящей из 40 книг, полностью сохранились книги XVIII-XX, в которых кроме истории классической Греции (V-IV вв. до н. э.) подробно описаны борьба диадохов, история правления тирана Агафокла в Сицилии и другие события раннеэллинистической истории (до 30 г. до н. э.).

Богатейшие сведения самого разнообразного содержания приведены в «Географии» Страбона (64 г. до н. э. - ок. 23/24 г. н. э.). Труд Сграбона - не столько география в общепринятом смысле, сколько энциклопедическое руководство для практических нужд государственного управления.

Большую ценность для раннеэллинистической истории представляют собой сочинения Плутарха, особенно его биографии крупнейших греческих и римских политических деятелей III-I вв. до н. э. Всего Плутарх дает описание биографий 9 выдающихся греков, в том числе Александра и Пирра. Плутарх дает жизнеописание как эллинистических царей, так и политических деятелей разных греческих полисов. Биографии Плутарха составлены на основе многочисленных, тщательно подобранных источников, многие из которых не дошли до нашего времени, и содержат богатейший материал по политической истории, религии и культуре раннеэллинистической эпохи. В целом биографии эллинистических деятелей написаны Плутархом с большей тщательностью и точностью, чем биографии греков архаического и классического периодов.

Эллинистическая история была объектом постоянного внимания историков римского периода, причем особый интерес возбуждала история царствования Филиппа II и его прославленного сына Александра Македонского. Наиболее известны «История Филиппа» Помпея Трога (конец I в. до н. э.) в 44 книгах (сочинение сохранилось в сокращении Юстина, автора II-III вв. н. э.), «История Александра Македонского» Курция Руфа (I в. н. э.), «Анабасис Александра» Флавия Арриана (II в. н. э.). В этих произведениях подробно описаны подготовка, ход и результаты походов Александра Македонского, страны и области, через которые он проходил, его политика по отношению к завоеванным народам.

Ценными источниками по различным аспектам жизни эллинистических обществ являются произведения научной и художественной литературы. Это прежде всего трактаты по экономике, в частности трактат, приписываемый Аристотелю (он носит название псевдоаристотелева «Экономика», конец IV в. до н. э.), и трактат «Экономика», принадлежащий Филодему (I в. до н. э.).

Из произведений художественной литературы "в качестве содержательного источника повседневной жизни и быта конца IV-III вв. до н, э. важны бытовые комедии афинского драматурга Менандра (342-292 гг. до н. э.), сборник небольших стихотворений Феокрита (III в. до н. э.), посвященных прославлению простой тихой жизни, далекой от треволнений мира, получивший название «Идиллии».

Многочисленны эпиграфические, нумизматические, археологические источники по истории эллинизма. Найдены десятки тысяч самых различных надписей практически из всех областей греческого мира самого разнообразного содержания - от законодательных актов до ученических упражнений.

Новой категорией источников для изучения эллинистической истории, особенно Египетского царства Птолемеев, являются многочисленные тексты на папирусах. К настоящему времени известно свыше 250 тыс. различных папирусных находок.

В целом многочисленные и разнообразные источники по истории различных периодов греческой истории позволяют показать основные направления развития древнегреческого общества - от начальных этапов формирования классового рабовладельческого общества и государства до завоевания греческих полисов и эллинистических государств Римом.